– что-то не так. Иной раз даже плакала, но об этом никто не знал, будущая шпионка еще тогда умела скрывать свои чувства. Вдобавок подросшей Хенгеде объяснили, что любовь и уважение надо заслужить, а для этого надо стараться, надо хорошо учиться, надо все делать аккуратно, ты ведь Кренглиц, ты будущая службистка, и если тебе кажется, что тебя недостаточно любят – значит, пока еще не заслужила, плохо старалась.

– Нимче с внучонком вон в том доме живут, – показала одна из старух.

От облегчения Хенга улыбнулась, и эта не подконтрольная ей улыбка окончательно успокоила собеседниц по поводу ее намерений.

– А остальные где? Если у нее внук, значит, есть еще сын или дочь?

– Дочка ее с мужем, он был хороший парень, из деревни на том берегу, позапрошлой весной утонули, – поведала ширрийка в темном платке с вышитым цветными нитками оберегом. – Он рыбачил, она ему поесть принесла, а кто-то из речных возьми да и расшатай под ними лед. Добрых им посмертных путей. А до этого у Нимче еще одна дочка была, когда она в Овдабу на заработки ездила, там и родила от хозяина, да овдейцы у нее ребенка забрали, как у них водится. Вернулась сама не своя, потом вышла замуж за Бурчо Баркунаки, он семь лет назад помер. Он был из пограничников, его ранили, увечный вернулся. Теперь у Нимче никого не осталось, кроме внучонка Твени, зато она работящая, и мы помогаем чем можем.

Поблагодарив, Хенга пошла к указанному дому. Затылком чувствовала, что все трое смотрят ей вслед.

Не развалюха, но и добротным домишко не назовешь. На изгороди-плетенке сушится штопаная одежда, под старым дощатым навесом подвешено с десяток копченых рыбин. Ставни распахнуты, оконные створки приоткрыты – в частом переплете мутноватые стекла, а кое-где вместо них дощечки. Зато и на ставнях, и на двери, и на стенах честь по чести нарисован обережный орнамент. Пахнет кашей, изнутри доносятся голоса:

– Бабушка, а пока остывает, ты новую сказку расскажешь?

– Начну рассказывать, а доскажу, может, вечером. Ну, слушай. Говорят, в незапамятные времена Стражем нашего мира был кот, а правда ли это, никто не знает, много лет с тех пор прошло. Но говорят, так и было. А потом Стражем Мира стал человек, потому что не кошачье это дело, а человеческое. Знаешь, Твени, куда делся тот кот?

– Убежал на небо, и если в месяц Чаши посмотреть на северо-восток, увидишь там созвездие Кота – это он и есть! – радостно и гордо выпалил Твени.

– Вот-вот, живет он с тех пор на небесах, горя не знает, гоняется за блуждающими звездочками, как раньше за мышами гонялся. А иной раз заскучает да и спустится на землю – безлунной ночью, когда никто не видит. Созвездиям так себя вести не положено, но чего и ждать от кота – недаром же говорится, что всякий кот сам себе господин. Вот как-то раз спустился на землю небесный кот, а в это время один парень, звали его Памче, наловил рыбы и задремал под кустиком. Обереги у него были, чтобы никто из народца не подобрался, да небесному коту они нипочем. Шасть к ведерку – и давай Памчину рыбу жрать. Одну слопал, вторую, третью… Тут Памче проснулся и хвать его за шкирку. Ты что, говорит, делаешь, разбойник бессовестный? А небесный кот ему – отпусти меня, Памче, я за это три твоих желания исполню! На том и поладили. Да только Памче сам не знал, чего пожелать. Тогда небесный кот дал ему три махоньких звездочки и велел, как будет нужда, выйти ночью из дому и звездочку выпустить – мол, я сразу явлюсь. Вернулся Памче домой, рыбы принес всего ничего, посмеялись над ним, но он о том, что было, никому не рассказал. А в двух днях пешего пути от их деревни стояла в заливной низине деревня на сваях, и повадился разорять ее старый злобный топлян. Вылезет из речки – и давай сваи расшатывать, огороды вытаптывать, овец задирать. Жители деревни объявили, что заплатят вскладчину тому, кто изведет эту напасть. А Памче как услыхал об этом, выпустил первую звездочку и попросил у небесного кота помощи в этом деле. На следующую ночь кот подстерег топляна и задавил его, словно мышь. Наутро жители выходят – и видят: лежит мертвый топлян, а возле него стоит, подбоченясь, Памче, герой героем. Стали его чествовать, заплатили, как было обещано. Слухи об этом дошли до короля, и тот решил, что такой молодец, победивший топляна, должен служить у него при дворе. Памче обрадовался и возгордился… А каша уже остыла, давай-ка покушаем – и за работу, потом доскажу.

Самое время, чтобы постучаться и войти. Ступеньки низенького расшатанного крыльца заскрипели, и Нимче с внуком еще до того, как дверь открылась, поняли, что кто-то с утра пораньше явился в гости.

– Мира и достатка вам, и милости Зерл во всех делах, – произнесла Хенга перед тем, как переступить через порог.

На нее настороженно уставились две пары глаз. Даже четыре: на лоскутном половичке у очага сидели две серых кошки, одна побольше, другая поменьше – тоже слушали сказку про своего небесного сородича.

Обстановка бедная, и все же на свой лад уютно. И кажется, что все здесь пронизано любовью – той, которая похожа на мягкий золотистый свет.

Хорошо, что взяла с собой и еду, и лекарства, и некоторую сумму денег… И обереги она им оставит, она и без них не пропадет. Детские игрушки захватить не догадалась, но у племянника игрушки есть – лежат в уголке. Самодельные. Наверное, Нимче смастерила.

Худощавая женщина за сорок, обветренное загорелое лицо, русые волосы с проседью заплетены в косу. И темноволосый мальчик лет пяти-шести.

– И вам мира и достатка, госпожа, – Нимче Кьонки поднялась из-за стола, глядя на нежданную гостью тревожно и вопросительно.

– Это я… – сказала Хенга и умолкла.

А потом продолжила, словно шагая против ветра, словно преодолевая незримую преграду:

– Я из Абенгарта, из семейства Кренглиц, я недавно о вас узнала. И узнала правду о себе.

Перед морским путешествием полагается сходить на поклон к Хозяину Океана и его старшим дочкам – Таннут и Ниато.

В центре Речураха на площади Водоплавателей стоят три храма. Каждый украшен громадными раковинами, кустами кораллов, ржавыми якорями в человеческий рост, костяками гигантских рыбин и крабьими клешнями величиной с обеденный стол. Внутри убранство под стать