Сейчас я знаю сколько. Мне сообщили цифру на суде.

Сто двадцать семь.

Три миллиона сто семьдесят пять тысяч человек, не считая логофетов, придворных и нобилей, отправившихся с нашим сиятельным императором понаблюдать за последней, решающей победой над дикими ксенобитами.

Не считая двух миллиардов жителей планеты.

Не считая сьельсинов.

Я почувствовал, как пол на миг похолодел под ногами, и услышал странный, но знакомый голос:

– Мы готовы?

В кресле капитана пошевелился человек, высунулся на свет. Адриан Марло поднялся, поправил на плечах черный плащ. Это может показаться удивительным, но я не сразу узнал себя. Что-то во мне изменилось. Может быть, форма лица? Уклон лба, изгиб носа? То, как я поджал острый подбородок, подходя к иллюминатору.

– Так точно, сэр, – отозвался незнакомый голос; говорившего я не видел. – Но… вы уверены?

Другой я остановился на полпути между креслом и передним голографическим дисплеем. Развернулся, посмотрев, должно быть, на осмелившегося обсуждать приказ лейтенанта. Он смотрел почти на меня, и я смог отчетливо его разглядеть. Его волосы почти достигали плеч, а в чертах лица было что-то совершенно чуждое мне.

Но я перестал об этом задумываться, когда глаза другого Адриана встретились с моими. Совпадение? Уголок его рта приподнялся в знакомой полуулыбке.

– Делайте, что должны, – сказал он – я – и повернулся ко мне спиной. – Огонь по готовности.

Перед моими глазами все отдалилось, расплылось и скакнуло вперед. Солнце распалось надвое, как разрубленная туша кита, извергнув из своего нутра огонь. Все вспыхнуло: корабли, планета… и люди.

– Нет! – закричал я. – Нет!

Я снова почувствовал в голове вспышку боли, и все вокруг побелело, как то убитое солнце. Боль пронизала и руку, и я отдернул ее, разорвав связь с черным камнем. Я упал на острые камни и прижал заледеневшую руку к груди, ожидая увидеть примерзшие к монументу оторванные, окровавленные пальцы, но плоть была целой, без единой царапины.

– Я этого не сделаю! – воскликнул я. – Ни за что!

«Так должно быть», – возразил мне беззвучный голос.

– Почему?

Я растянулся на спине, и когда заговорил вновь, голос мой прозвучал тихо и жалобно:

– Во имя Земли, почему?

«Мы должны быть».

– Вы?

Я перевернулся и пополз прочь от монумента и жуткого видения, что он мне показал. И Братство, и Горизонт утверждали, что Тихие жили в будущем – в вероятном будущем – и вмешивались в течение истории, чтобы привести ее к себе.

– Сьельсины должны умереть, чтобы жили вы… – сказал я и потер отмороженную руку, пошевелил пальцами.

Никаких повреждений, только остаточная боль. Агония.

– Я этого не сделаю, – потряс я головой. – Нет. Я не стану инструментом в ваших руках. Я не убью их.

Я попытался встать, но тело вспомнило, что устало и голодно, и у меня не вышло.

«Ты уже убивал».

Я вспомнил смерть Нобуты, почувствовал, как обмякает в моих руках его тело. Уванари также погибло от моих рук. Иубалу, демон Эринии, корабль Улурани, уничтоженный ядерным взрывом над Аптуккой, – предвестник грядущей гибели солнца Гододина.

Я еще ожесточеннее затряс головой, прогоняя воспоминания.

– Тогда обстоятельства были другими, – сказал я. – Все было иначе.

«Огонь по готовности. Делайте, что должны», – снова раздался в голове мой собственный, но столь же чужой, как и лицо, голос.

«Что должны».

«Так должно быть», – настаивали Тихие.

– Почему?

Найдя в себе силы подняться на колени, я сорвался на крик:

– Объясните!

«Слушай», – ответила мне сущность.

Это единственное слово прозвучало тише, чем шелест осенних листьев на ветру, растворилось в моих ушах и стихло.

Я не мог спуститься с горы, как ни старался. Поднявшись, я доковылял до края обрыва. Склон был крутым и опасным, и я понимал, что в моем состоянии, скорее всего, упаду и сверну шею. Но все равно решил попытаться. Проковыляв обратно, я подобрал перчатки. Маска шлема с шипением вернулась на место, и вместо порохового и железистого воздуха Анитьи я задышал антисептическим кислородом.

Я успел спуститься футов на десять, прежде чем упал. Одна нога подкосилась, я соскользнул с узкого уступа и пролетел ярдов тридцать, разорвав шинель об острые камни, покрывавшие почти отвесный склон. Меня спасла только гелевая амортизирующая прокладка скафандра, защитившая суставы при ударах. Приземляясь на отроге, я ударился головой и отключился.

Открыв глаза, я затуманенным взглядом увидел небо Анитьи, не черное, а все того же цвета крем-брюле. Был тот же день? Или уже наступил другой? Я попил из трубочки, и желудок заурчал, требуя хлеба. Я закашлялся и расплескал воду – весьма неприятное событие. Не прекращая кашлять, я не задумываясь раскрыл маску. В этот раз тревоги не было. Я вытер лицо порванным рукавом шинели.

Прежде чем я сел, прошло много времени. Еще больше – прежде чем понял, где нахожусь.

Надо мной черным пальцем возвышался монумент, с моего места казавшийся немного кривым. Я каким-то образом вернулся на вершину. Не помню, чтобы я сам туда лез, но в моем состоянии полагаться на память было нельзя. Я снова рухнул в грязь.

– Поднимайся, твое величество, – раздался знакомый грубый голос. – Или это все, на что ты способен?

Я зажмурился. Мне не хотелось снова видеть Гхена.

– Если что, я тебя простил, – произнес другой голос. – на твоем месте я бы поступил так же.

Видеть Хлыста мне не хотелось тем более.

– Адр, если уснешь здесь, станешь кормом для птиц.

Я открыл глаза, прекрасно зная, кого увижу.

На небольшом валуне, сложив ноги, сидела Кэт в грязном заплатанном платье. Ее густые грязные волосы топорщились, но чумазое лицо улыбалось. Гхен, в алой форме Красного отряда, стоял сразу за ней, раздувая разрезанную ноздрю. Хлыст, в помятом доспехе мирмидонца, сидел рядом – не тот мужчина, которого я прогнал, а юноша, которому я покровительствовал в Колоссо, с которым дружил и которого дважды не смог защитить. Он точил стальной гладиус.

– Здесь не водятся птицы, – возразил я.

– Пока, – ответила Кэт. – Скоро заведутся, только подожди.

Я отвернулся, но с другой стороны тоже были они, в тех же позах. Я не мог от них скрыться.

– Вы не настоящие, – сказал я. – Вы – они.

– Да, – хором ответили все трое, подтверждая, что я и так знал.

Они были личинами Тихих, как до того долгое время был Гибсон – пока я считал его умершим. Я точно знал, что Кэт и Гхен мертвы, видел их трупы. Кэт забрала серая гниль на Эмеше, а Гхена убил Крашеный, воспользовавшись хитростью и моим слабым руководством. Скорее всего, Хлыст тоже умер, если только не провел много времени в фуге, как Гибсон. Это было маловероятно. Какие бы силы ни управляли Вселенной – а на этот счет у меня были соображения, – они не допустили бы двух таких невероятных совпадений в жизни одного человека. Нет, Хлыст умер и был похоронен или кремирован на какой-то безвестной мне планете.