стерегла. Спроси, почему мне пришлось жить, считая себя проклятым.

Может, Тунува и не владела инисским, но горечь в его словах услышала. И видно было, что ей от этого больно. Канта перевела, и она тихо стала отвечать.

Хотел бы он ее понимать! Воображая встречу с первой семьей, он всегда представлял родных инисцами, бедняками, которым не прокормить было новый рот. Ни разу не подумал, что он родом из дальних стран. Никогда не рисовал себе такую мать: крепкую, сильную.

– Прости, Вулф, – заговорила Канта, – но Тунува понятия не имеет, как ты попал в Инис. Она расскажет тебе все, что знает, но ты просишь ее разбередить глубокую рану.

Вулф неловко кивнул.

– А пока можно спросить, что привело тебя на восток, в такую даль?

– Нас с Тритом послали вызвать домой хротцев с этой заставы. – Он дернулся, чтобы встать. – Саума, Карл, все… Их надо похоронить.

Он старался не думать, во что превратилось тело Карлстена, и о красных руках Саумы тоже. Мелькнула мысль, а впитывается ли чума в кожу, окрашивает ли красным и кости? Теперь от всей доли их осталось двое. «Эйдаг, Велл, Регни мертвы, – прошипел ему в ухо Карлстен, словно из Халгалланта дотянулся, – а что между ними общего – это Вулферт, пропади он пропадом, Гленн».

– Мы уже упокоили ваших друзей в пещере неподалеку, – сказала Канта.

– Вы к ним прикасались!

– Голыми руками – нет… впрочем, к ведьмам чума не прирастает. И к тебе, думаю, тоже.

– Признаешь себя ведьмой?

– Ты не знаешь другого слова для таких, как мы… но есть и другие слова, Вулферт. Мы можем тебя научить.

Вулф прищурился.

– Тунува увезла бы тебя на юг, показала бы родные места, – мягко уговаривала Канта. – Она расскажет тебе о твоей семье, о ее предназначении – о наследии, спасшем тебя от холодной гибели в Пепельном море. О той части тебя, которой ты всегда страшился.

– Откуда ты обо мне узнала?

– Я с Иниса. Как же мне не знать о ведьменыше?

– Я не смогу уйти с вами. Я присягал дому Храустр, – коротко сказал Вулф. – Королю Эйнлеку нужен каждый клинок.

– Тунува – великая воительница. Она научила бы тебя сражаться со змеями и сражать их. Ты вернулся бы в Хрот сильнее, чем был. – Канта подняла брови. – Разве тебе не хочется узнать, кто ты?

Вулф глубоко вдохнул. Эйнлек рано или поздно услышит о судьбе заставы и причислит его к умершим.

Отправившись с ними, он поймет наконец, почему выжил там, где гибли другие. Получит ответы, которых добивался всю жизнь. Эта надежда и манила, и леденила его.

Тунува впервые заговорила по-инисски.

– Прошу, иди, – тихо сказала она. – Я тебе расскажу.

Он и правда ее помнил. В голове остались не образы, а чувства – те самые, что накрыли его в Дебрях. Окружавшая его любовь. Тихий утешительный голос и смех в солнечных лучах. Это все было от нее.

Соль разъела ему уголок рта. Тунува заметила, погладила его подушечкой пальца по щеке.

– Армул, – шепотом повторила она.

Он был нужен Эйнлеку. Нужен Триту. Но, второй раз услышав от нее имя, признал себя побежденным. Он должен был уйти с ней, узнать то, что двадцать лет было от него скрыто. Тайну, влачившуюся за ним всю жизнь.

Это был его долг перед самим собой. И перед Тунувой, если его и вправду выкрали из ее рук. Долг перед младенцем в лоне Глориан – узнать, достанется ему от отца дар или проклятие.

И он спросил:

– Куда вы хотите меня увезти?

– В Лазию, – ответила Канта. – Там ты узнаешь правду.

На третий день пути от заставы Фуртия Буревестница совсем сдала. Думаи сползла с седла и пробралась к ее голове. У нее самой череп раскалывался от бессонницы, лицо перекосило опухолью. Хорошо хоть бок перестал кровоточить.

Фуртия лизала снег. Кровь застыла на когтях, ненароком растоптавших северянина; на темной чешуе виднелись оставленные алым пламенем уродливые пятна – оплавленные, искореженные. С самого бегства из долины дракана не вымолвила ни слова.

Думаи опустилась на колени, протянула руку к ее лапе, к поникшей голове. Ей бы снова открыть разум богам, но теперь было страшно – кто знает, каким ядом напоят ее сновидения. Пришлось сковать льдом внутренние воды, закрыться от любых голосов.

– Великая, – медленно, раздельно заговорила она. – Пожалуйста, позволь, я попробую извлечь копье.

Соленое дыхание сдуло ей волосы со щеки.

– Фуртия, тебе нужно лечиться.

Над драканой клубился пар. Должно быть, ее одолела боль, и она опустила огромную голову на землю. Думаи ухватилась за копье, потянула что было сил. Фуртия зашипела, гребень опал и съежился, кровь потекла ей на морду.

Думаи резко выдохнула. Подоспевшая Никея тоже ухватилась за древко, и вдвоем они сумели выдернуть копье, повалившись в снег друг на друга.

– Хуже этого будет только одно. – Никея дышала туманом. – Если прилетит змей и нас съест.

Фуртия встряхнулась, зарычала на копье.

– Ты хоть немного представляешь, что нам делать?

Дракана снова уронила голову и закрыла глаза. Думаи припала к ней, у нее сводило живот.

– Надо найти гору или озеро. Лучше всего море, – сказала она, глядя на застывающий перед лицом пар. – Не думаю, что поблизости есть море.

– А тот ледник не натаял озеро?

– Туда нам нельзя возвращаться. Там у одной змеев огонь.

– Там на льду сошлись шестеро, не считая Фуртии. – Никея погладила дракану. – Которая была твоя вестница?

Думаи сглотнула перехваченным горлом.

– Та, что на меня напала. Светлокожая, – с трудом ответила она. – Должно быть, она, потому что она меня узнала, но… она не похожа на ту, что приходила во сне. Она меня сюда заманила. Я видела в ее словах дар богов, а они были крючком на леске, удили меня…

– Нашим богам служат вестниками духи-бабочки. Мастер Кипрун говорил, что у всего на свете есть подобие и противоположность. Может, и у змеев есть духи, обманывающие нас и сбивающие с пути. – Никея опустилась перед Думаи на колени, достала у нее из-за пазухи узелок. – Ей этого было надо?

Думаи смотрела, как она разматывает ткань, открывает камень. Фуртия шевельнулась во сне.

– Что ты о нем знаешь?

Такого лица у Никеи Думаи еще не видела и не понимала его.

– Я слышала старинную сказку о синем камне, вздымающем моря, – сказала она, поворачивая его в руках. – Ты его у Тонры забрала?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты взяла не свое. Певице богов следовало бы понимать. – Никея наморщила лоб. – Стала бы ты красть кость из могилы дракона или дары из погребальной лодки?

– Ты слишком много себе позволяешь!

Думаи выхватила у нее камень. Фуртия опять дернулась.

– Канифа сказал его взять. Он мне доверил о нем заботиться, а не тебе. – Думаи вздернула подбородок. – Я не обязана ни объясняться, ни оправдываться перед тобой – и камень этот не твой, чтобы ты о нем судила. Один поцелуй не делает тебя моей супругой.

Никея понурилась:

– Конечно, ведь