ты выстрадала за столь малый срок, но вот так бросать ему вызов при всех его союзниках… неужели ты не понимаешь?

– Наверное, не понимаю, – сказала Думаи. – Мне это не дано, Никея. Я не такая.

– Послушай меня. Уйдешь сейчас – Сузумаи остаток жизни проведет в кукольном доме. Еще не поздно притвориться покорной, – уговаривала Никея. – Ты найдешь способы добиться своего.

– Мой отец очень долго пытался. И до самой смерти думал, что побеждает, – устало отозвалась Думаи. – Речной хозяин решил меня изгнать. Для блага Сейки мне лучше уйти самой, на своих условиях.

Она повернулась к горе, к раскинувшемуся перед ней деревянному городу, к лесистым склонам.

– Я не проиграла. Я просто выхожу из игры.

– Ты Нойзикен. Тебе не выйти из игры.

– Это ты так думаешь, потому что играла всю жизнь, потому что не знала иного мира, кроме этого. Но я видела, какая ты за его пределами, Никея. Ты больше этого. Идем со мной.

Думаи не помнила, сколько лиц сменила перед ней Никея, но никогда она не видела их все сразу. Сейчас ее черты были не личиной, а тончайшей вышивкой, составленной из мельчайших стежков-чувств: удивления, нежности, грусти… слишком много оттенков, мириады чувств, слившихся так, что не различить.

– Эта просьба так много значит, – прошептала она. – Но мы обе знаем, что я не создана летать с тобой. Моя сила вырастает из него.

На ее лице нарисовалась маленькая улыбка.

– Верно сказала соправительница Йеккен: я – красота и серебро, и ничего больше. Цветок, выращенный для дворцового сада.

Прежде Думаи могла бы с ней согласиться. Но вместо того взяла Никею за руку и коснулась ее губами.

– Прости за то, что наговорила тебе на Севере, – тихо сказала она. – Пожалуйста, позаботься о Сузу.

Она тихо вернулась через двор туда, где ее ждала Фуртия Буревестница, и взобралась в седло. Никея осталась одна – бледная, она обхватила себя за плечи, словно боялась расколоться надвое.

«Фуртия, летим к горе Ипьеда».

Думаи ухватилась за рог. Фуртия поднялась, и они наконец покинули дворец, взмыв к родной горе. Думаи не оглядывалась.

81

Юг

Для ихневмона дорога до Лазии была недолгой. Вулф сидел позади Тунувы, обхватив ее за пояс. Нинуру, пока можно было, жалась к Веретенным горам, укрываясь от змеев. Тех в Эрсире поубавилось – видно, полетели дальше. Оставались позади разлагающиеся на солнце тела, развалины селений и блуждающие нагие люди с красными по локоть руками.

Таких Вулф убивал стрелой, обрывая вопли. У него был меткий глаз.

На краю Лазийской пущи Нинуру остановилась, и Тунува, соскользнув с ее спины, принялась собирать воду с широких розовых листьев. Вернувшись, она заметила, как разглядывает деревья Вулф.

– Ты помнишь, – сказала она, сложив заученные инисские слова.

Вулф кивнул:

– Да. Немного. Кажется. – Он потянул носом. – Такой зеленый запах.

В пробежавшей по его лицу улыбке она увидела свое дитя, радующееся первому шагу.

Нинуру пробивала себе дорогу в зарослях. Вблизи смоковницы Тунува поймала себя на тревожном предчувствии. От мысли о встрече с Эсбар теснило грудь. Да и застанут ли они сестер? Скорее, те отозваны в какой-нибудь далекий город для защиты выживших.

Вулф вслед за ней спустился под корни смоковницы. Тунува осветила тоннель своим огоньком, одновременно очаровав и напугав сына. Любопытствуя, он еще сильнее походил на Мерена.

– Твой родитель, – медленно проговорила она на инисском. – Ты его помнишь?

– Нет. – Вулф взглянул ей в лицо. – Кто он?

– Его звали Мерен.

– Мерен, – старательно повторил он. – Жаль, что он умер.

Тунува потупила голову, отвела взгляд, жалея, что у них так мало общих слов.

На дальнем конце тоннеля она освободила Нинуру от груза и скинула овчинные сапоги, в которых давно жарились ноги.

– Тува?

Она обернулась на шепот, и Сию бросилась ей на грудь.

– Ох, Тува, – глухо проговорила она. – Ты дома.

– Сию. – Тунува обхватила ее голову, на сердце стало тепло; Сию цеплялась за нее. – Все хорошо, солнышко. Я дома. Я по тебе скучала.

– И я скучала.

Тунува обняла ладонями ее лицо, вгляделась, находя перемены. После месяцев войны щеки запали, в глазах сквозила пустота, невозможная для ее девятнадцати лет, а на обросших мускулами плечах прибавилось шрамов. Она обрезала длинные волосы по плечам и стала больше прежнего походить на Эсбар.

– Эсбар сказала, ты ушла. – В тихом голосе Сию был отзвук старой боли. – Тува, почему – когда ты была нам нужна?

Тунува провела пальцем по ее скуле.

– Была причина. Суди сама, важная ли. – Она взглянула на Вулфа, помолчала. – Сию, это мой родной сын Армул. В Инисе его назвали Вулфом.

Сию словно не верила своим глазам. Вулф с настороженным любопытством ответил на ее взгляд.

– Родной сын, – повторила Сию. – Правда?

– Думаю, да.

– Я так рада за тебя, Тува. Вот ты и вернула свое дитя. – Она невесело улыбнулась. – Не придется тебе больше порочить свое имя такой бедной дурочкой, как я.

– Ох, Сию, нет, нет! – Тунува снова прижала ее к себе. – Я ничему в жизни так не радовалась, как нашему общему имени. Ты моя, как всегда была. Просто я не могла не узнать…

Сию кивнула ей в плечо. Тунуве вдруг припомнился день, когда Эсбар рассказала родной дочери всю правду, и Сию, вбежав, бросилась ей на колени и обняла за шею: «Тунува, я тебя люблю. Я так горжусь, что ношу твое имя!»

– Я бы ради Лукири так же поступила, – сказала ей Сию.

Она заметила Канту и подошла поцеловать ту в щеку:

– Канта, и ты уцелела. Как хорошо, что все вы вернулись.

– Привет, милая Сию, – улыбнулась Канта. – И я рада вернуться. Лукири здорова?

– Да, набирает силу.

– Сию, Эсбар здесь? – спросила Тунува.

Сию ответила осторожно:

– Да. Мы были в Исрике, но Эсбар велела нам вернуться, пополнить магию и припасы. Нам на смену ушли те, кто ждал здесь. Давай я найду… Вулфу место, где выспаться? – предложила она, с любопытством испытывая на вкус инисское имя. – Дорога наверняка была трудной.

– Если можешь. Спасибо, солнышко.

Сию взяла его за руку. Вулф, увлеченно оглядываясь по сторонам, пошел за ней.

В ее солнечной комнате горел светильник. Тунува растрогалась, увидев, как здесь тепло и светло. Хоть она и бросила обитель, а комнату держали для нее наготове. Она открыла сундук, переоделась в чистое. Очень хотелось лечь и уснуть.

– Тунува.

В дверях стояла Эсбар, в светлом абрикосовом шелку, перехваченном в талии.

Волосы, отросшие до лопаток, она убрала назад, открыв янтарные серьги. И у нее, как у Сию, прибавилось шрамов и мышц. Телом крепка, а вот лицо… лицо выдавало, как тяжела ноша вождя. Потухшие глаза запали – твердые, как камешки. Тунува закрыла сундук, встала.

Эсбар смотрела на нее, стиснув челюсти. Впервые за тридцать с лишним лет Тунува не знала, что сказать любимой женщине, ведь так много было сказано, а оказалось – мало.

– Ты его нашла? – заговорила наконец Эсбар, так и оставшись на пороге. – Сына.

– Да. Он был на Севере. – Тунува тоже не