Тем не менее эта неудача не подорвала веры Василиска в свою стратегию. Под влиянием Элура он издал «Энциклион», в котором, ссылаясь на примеры св. Константина I Великого и св. Феодосия I, утвердил обязательную для всех подданных веру. Царь подтвердил православие первых трех Вселенских Соборов, но отверг «Томос» папы св. Льва Великого и орос Халкидона, велел сжечь эти документы, как еретические, а епископам – анафематствовать Халкидонский Собор. Документ этот интересен не только контекстом богословских споров, но и пониманием Василиском обязанности царя содействовать Церкви и оберегать веру – мотив, уже давно ставший преобладающим в политике Римских самодержцев.

«Мы, любой заботе о человеческих делах предпочитавшие благочестие и ревность о Боге и Спасителе нашем Иисусе Христе, сделавшем и прославившем нас, а также уверовавшие, что согласие стад Христовых есть спасение наше и наших подданных, несокрушимое основание и незыблемая стена нашего царствования, приносящие в качестве первой жертвы нашего царствования Богу и Спасителю нашему Иисусу Христу единство Святой Церкви, постановляем, чтобы этот Символ 318 Святых Отцов, в старину собравшихся со Святым духом в Никее, в котором мы и все, кто был прежде нас, веровали и были крещены, ограда и гарантия человеческого благоденствия… А то, что разрушает единство и благой порядок святых от Бога Церквей и мир во всем мире, под чем разумею называемый “Томос” Льва и все то, что было сказано и содеяно в Халкидоне… Так как царскому провидению свойственно не только в настоящее время, но и в будущем щедро предоставлять, исходя из предвидения, защиту подданным, мы приказываем всем священнейшим епископам подписаться под настоящим божественным нашим окружным посланием, дабы они открыто показали, что согласны единственно с божественным Символом…»[1049]

Конечно, твердый халкидонит патриарх Акакий не принял «Энциклион», и среди монашества документ возбудил страшные волнения. Пожалуй, это обстоятельство сильно приободрило Константинопольского патриарха, который едва не пошел на уступки Василиску, чтобы остаться на кафедре. Ведь свыше 500 (!) епископов, последовательно приглашаемых к подписанию документа, признали «Энциклион»[1050].

Сторонники Халкидона нашли доступ к царице Зинониде и требовали возвращения Элура в ссылку. От греха подальше тот покинул столицу и по дороге в Александрию собрал в Эфесе местных епископов на Собор и объявил их епархию свободной от власти Константинопольского патриарха, как будто никакого Халкидона не было вовсе. Бывший митрополит Эфеса Павел, низложенный патриархом Акакием за монофизитство, был восстановлен Тимофеем на кафедре, чем египтянин еще раз продемонстрировал свои права предстоятеля второй кафедры в Кафолической Церкви. Эфесские епископы клялись в своем послании императору, что исповедание, изложенное в «Энциклионе», принимается ими свободно и благочестиво, и тут же анафематствовали Халкидон[1051].

По уговору Элура император освободил из-под стражи Петра Белильщика (465—466, 474—475, 475, 482—488) и назначил его на вакантную после смерти патриарха Юлия (466—474) Антиохийскую кафедру. Тот немедленно потребовал включить в Трисвятое свое «Распныйся за ны…», чем вызвал всенародные волнения[1052].

Вернувшись в Александрию, Элур удалил с кафедры благочестивого Тимофея Салофакиола, смиренно ушедшего в монастырь в Канопе, где некогда предавался монашеским подвигам, восстановил имя Диоскора в диптихах Александрийской церкви и торжественно перевез останки этого патриарха в серебряной раке. Это было роковое событие. За 15‑летний срок своего патриаршества Тимофей Салофакиол умиротворил мятежную Александрию, и хотя монофизитская оппозиция не исчезла, но бурные проявления недовольства с ее стороны прекратились. И если бы не желание Василиска опереться на монофизитов, то вполне возможно, что добрый и мудрый Тимофей Салофакиол примирил бы «умеренных» монофизитов с Халкидоном, что позволило бы в недалеком будущем удержать Египет под властью Римского императора и обезопасить эту территорию от арабских нашествий[1053].

«Энциклион» был встречен восторженно и Иерусалимской церковью, патриарх которой Анастасий (458—478) торжественно подписался под ним. Казалось, планы Василиска реализуются. Но он забыл, что после 28‑го правила Халкидона весь Восток не стоил ничего, если его не поддерживает Константинополь.

Тимофей Элур и прочие вожди монофизитства еще мечтали собрать Вселенский Собор в Иерусалиме, низложить ненавистного им Акакия, поставив на патриаршее место Феопомпа, занимавшего при дворе должность магистра оффиций, и окончательно ниспровергнуть Халкидон. Но вести из Исаврии о воссоединении Зенона с Иллом и Трокундом и волнения в столице заставили Василиска срочно менять планы и снаряжать новую армию для борьбы с ними. Нуждаясь в деньгах, Василиск пошел на очередной непопулярный поступок – наложил руку на церковное имущество. Волнения в Константинополе перешли в открытый многотысячный бунт, прошедший под эгидой защиты православной веры от императора-еретика. Патриарх Акакий приказал убрать в траур Софийский собор. Василиск тут же велел членам сената прекратить всякие связи с Акакием, но эта мера уже ничего не могла дать: святой подвижник Даниил сошел со своего столпа и возглавил халкидонитов[1054]. Отовсюду к дворцу шли горожане и монахи, чтобы низвергнуть Василиска с царского трона[1055].

Войск в городе не оставалось – они все ушли с Арматом, и теперь единственной надеждой оставались готы Теодориха Косого. Но и тот понял, что ставка на Василиска ничего ему не даст. Рассказывают, что он даже приказал своим солдатам убить царя, но те не нашли его. Только теперь император понял, какую ошибку совершил. Первоначально Василиск попытался скрыться из города, но потом вернулся в храм Святой Софии, публично отрекся от своего «Энциклиона» и подписал «Антиэнциклион» в защиту Халкидона.

«Мы приказываем, – гласил текст документа, – чтобы апостольская и православная вера, которая издавна господствовала в кафолических Церквах с самого начала и до нашего царствования, господствует и при нашем царствовании и должна господствовать постоянно, та, в которой мы были крещены и в которую верим, единственно господствовала, неуязвимая и непоколебимая… Мы предписываем, чтобы и то, что было содеяно в наше царствование – будь то “Энциклион”, либо другие послания – ради веры или церковного порядка, не имело силы и прекратило действовать… Мы предписываем также возвратить богобоязнейшему и святейшему патриарху и архиепископу Акакию те епархии, правом рукоположения в которые обладает трон этого царствующего и славного города. Это божественное наше постановление, ни для кого не двусмысленное, имеет силу божественного указа»[1056].