дабы помочь своим огнем юнкерам в наступлении, отказалась стрелять. Эту батарею, под личным командованием капитана Шаколи, тоже обслуживали юнкера-артиллеристы, взятые из Константиновской-Михайловской батареи, находившейся в цепи.

Вернусь к моему рассказу, как я был ранен. Подбежавший ко мне юнкер Анатолий Р. помог мне подняться и повел меня. Незнакомая старуха казачка выскочила из хаты и начала причитать: «Сыночек ты мой, сыночек ты мой. Что они с тобой сделали!» В одной хате оказалось что-то вроде перевязочного пункта, где на сене на полу лежал раненый юнкер Димитриенко. Находившийся здесь фельдшер перевязал меня. Я сдал ему винтовку с просьбой разрядить ее, что он и сделал на моих глазах. Через некоторое время ввели другого раненого. Оказался мой Сергей С., раненный пулей под лопатку. Дальнейшего не помню, ибо потерял сознание.

Не знаю уже как, но когда я очнулся, то оказался в товарном вагоне, на верхней полке, на железнодорожной станции Кизитеринка. Подо мной на полу лежал раненый юнкер-артиллерист Колтыпин, который непрерывно кричал от боли. Я опять потерял сознание. Позже я узнал, что меня дотащили до вагона юнкера Раскин и легко раненный Сергей С., которые перед тем, пока я лежал без сознания, уже перенесли также в вагон юнкера-артиллериста Д. В этих боях у Ростова наша батарея (рота) из своего состава 250 человек потеряла убитыми и ранеными около сорока человек. Противник был вооружен французскими ружьями системы «Гра», и пули прямо рвали тело. Мне рассказывали потом, что у меня все время сочилась кровь из раны из-за недостаточной перевязки и что раненный в ногу юнкер Д., тяжело подымаясь с пола, вытирал мне кровь. Докторов с нами не было. Впоследствии я узнал, что у меня была повреждена какая-то артерия.

Юнкер-машинист нашей батареи Р. сам прицепил вагон с ранеными к какому-то паровозу, стоявшему на путях у станции Кизитеринка, и повел этот вагон в город Новочеркасск. Здесь я опять пришел в себя. Ввели меня в помещение вокзала, где я увидал нескольких дам-патронесс. Одна из них, госпожа Мягкова, проявила особое участие к раненым юнкерам нашей батареи. Юнкер, впоследствии штабс-капитан, Иссов Валентин женился потом на одной из дочерей госпожи М. Юнкер Р. повез меня, опять находившегося в полубессознательном состоянии, в лазарет близ какого-то базара.

Лазарет в Новочеркасске

С вокзала в Новочеркасске я, юнкер-артиллерист Николай Прюц, раненный в бою под Кизитеринкой 27 ноября 1917 года, был в полубессознательном состоянии перевезен ночью юнкером-артиллеристом, тоже нашей батареи (роты) Анатолием Раскиным в какой-то бывший лазарет, находившийся у одного базара. Потом я узнал, что меня, как раненного в голову, считали как будто уже безнадежным и просто положили в пустой лазарет. Здесь я лежал всю ночь без медицинской помощи.

На следующее утро появился молодой врач, осмотрел и перевязал мою рану. Появилась также одна пожилая сестра милосердия, очень серьезная, милая дама. Она проявляла исключительную заботу о раненых. У меня остались о ней наилучшие воспоминания. Позже, по выздоровлении, мы – юнкер Сергей С. и я – случайно встретились с нею на вокзале в Ростове. Она нас хорошо помнила и была очень любезна. Вскоре наш небольшой лазарет наполнился ранеными. Уход был хороший, и кормили нас отлично. Одна незнакомая мне дама принесла мне однажды виноград.

В Новочеркасске в это время жила моя родная замужняя сестра. По моей просьбе наша симпатичная пожилая сестра милосердия пошла к моей сестре и сообщила ей, что я лежу в лазарете раненый. Посещения сестры радовали меня и разнообразили мою жизнь.

Заходил к нам в лазарет капитан Шаколи Николай Александрович, бывший командир нашей батареи. Однажды капитан Шаколи пригласил меня пойти с ним в кафедральный собор, чтобы помолиться за наших павших юнкеров. В соборе стояли гробы убитых в боях и умерших от ранений. Перед гробами своих бывших воспитанников и соратников капитан Шаколи, в прошлом курсовой офицер Михайловского артиллерийского училища в Петрограде, становился на колени, горячо молился и плакал.

Жизнь в лазарете шла своим спокойным, налаженным порядком. Одно событие внесло некоторое оживление. Одного кавалериста в лазарете навещала интересная молодая девушка. Они всегда мирно, чинно, серьезно беседовали. Вскоре они обручились и, по выходе кавалериста из лазарета, повенчались. В лазарете я пролежал недели три. Здесь впервые я увидал прибывшего с Западного фронта, в чернокрасной форме, командира Корниловского ударного полка генерального штаба капитана Нежинцева. Он пробыл с нами несколько дней.

Более или менее поправившись, я выписался из лазарета, чтобы вместе с моим приятелем Сергеем С., легко раненным под Кизитеринкой, поехать на Рождество через фронт в отпуск в Петроград.

Отпуск

Два приятеля из Петрограда – Николай Прюц и Сергей Сергиевский – были оба легко ранены в бою под Кизитеринкой 27 ноября 1917 года. Полежав в лазарете недели две и имея достаточно времени для размышлений, они затосковали. Приближалось Рождество, и сегодняшние вояки, вчерашние дети, захотели быть к празднику у домашней елки. Правда, до Петрограда было тысяча верст с гаком, но для молодости это не было неразрешимой проблемой.

Объединились на мысли ехать в отпуск в Петроград и явились с этой идеей к командиру батареи капитану Шаколи Николаю Александровичу.

– Как же вы поедете, когда кругом фронт? Кроме того, и раны у вас не зажили!

– Дайте нам подложные отпускные документы 39-й пехотной дивизии. А раны по дороге заживут.

Капитан Шаколи подумал и сказал:

– Придите завтра.

На следующий день капитан Шаколи, по-видимому побывавший в штабе, дал им просимые документы, но поставил условие явиться в Петрограде по ряду адресов, которые они должны были выучить наизусть, и сделать там определенные устные доклады. Дав еще ряд инструкций, Шаколи расцеловал и благословил их.

Зная, что в Петрограде был недостаток продуктов питания, они решили привезти что-нибудь родным, то есть, просто говоря, сделаться «мешочниками» по обычаям семнадцатого года. Каждый купил копченый окорок и десять фунтов муки. В Новочеркасске сели в поезд и двинулись в неизвестность. Поезд был невероятно набит. Позже где-то, на какой-то станции были слышны голоса: «Вылезай, проверка будет!» – но никто и не двинулся. Постояв несколько часов, поезд пошел дальше. Было ясно – фронт того времени был пройден.

Когда на какой-либо станции поезд очень долго стоял, то масса, изображавшая пассажиров, неистово вопила: «Крути, Гаврила!» – и тогда гордый Викжель поспешно скрывался. На одной станции произошла трогательная сцена. Стоявшая на платформе группа солдат, одетых революционно, то есть в расстегнутых шинелях, распущенного вида, окружила молодого деревенского парня-солдата, подтянутого и еще в погонах. Солдаты настойчиво, угрожающе требовали, чтобы молодой солдат снял погоны. Солдат просил не