Следует, думается, сказать несколько слов и об упоминавшихся выше двух фортах, что на входе в Маскатскую бухту, построенных португальцами. Тот из них, что на восточной стороне бухты, португальцы возвели в 1589 г. и назвали Святой Джон. Оманцы же именовали его Джалали, то есть Великолепный. К этому форту, стоящему на скале, с двумя дозорно-сторожевыми башнями ведет прорубленная в скале лестница. Другой форт, Капитан, что на западной стороне бухты, португальцы ввели в строй, согласно надписи на его воротах, в 1588 году. Среди оманцев он больше известен как форт Мирани (получил это название по имени коменданта, гвардейца-белуджа, принявшего его под свое управление после изгнания португальцев из Маската). В верхней части форта находится небольшая часовня. Из надписи на ее стене явствует, что посвящена она Деве Марии. На одном из стоящих в том форте орудий времен португальцев начертано имя дон Филипп, а на другом – дон Хуан да Кунья, и выбита дата – 1606 г.

Сам город Маскат окружен сохранившимся местами глубоким рвом времен португальцев. В защитной стене города – двое въездных ворот: Большие и Малые. Последние из них – у Старого крытого рынка (использовались для прогона скота). По воспоминаниям европейских путешественников, Старый Маскат был разбит на 14 кварталов. На побережье бухты располагались дворец правителя, гарем и таможня. Здание таможни, согласно дате, вырезанной на входной деревянной двери, построили в 1624 г., то есть после изгнания португальцев с Ормуза (1622), когда центр их деятельности в зоне Персидского залива переместился в Маскат. Дворец султана возвели на фундаменте стены-волнореза Сиккит-эль-Мудфа, также сооруженной португальцами. Не ней в их времена находилось, согласно хроникам Маската, 60 больших орудий, защищавших бухту и город, наряду с орудиями двух фортов, от атак со стороны моря. Недалеко от дворца правителя располагался старый португальский кафедральный собор, Гариза (построен в 1630 г.), с трехэтажной пристройкой. После изгнания португальцев из Маската (1650) собор этот на протяжении многих лет служил резиденцией для имамов Омана. Ко дворцу примыкал гарем со смотрящим на бухту широким балконом, скрывавшим отдыхавших на нем по вечерам женщин гарема от «чужих глаз» резной деревянной занавесью-решеткой. Возвели здание гарема во времена сеййида Са’ида, наложниц у которого насчитывалось, как повествуют хронисты, не менее трехсот.

Гарем правителя Омана, каким она его видела в 1836 г., ярко описала мадам Хельфер (Матильда Полин, баронесса де Гранж, супруга богемского врача, натуралиста и исследователя Иоганна Вильгельма Хельфера). Наша встреча проходила в одном из помещений гарема, пишет она, на верхнем этаже древнего здания, куда вела деревянная лестница, местами темная и нечистая. Женщины гарема, собравшиеся на встречу, представляли собой «пышное разнообразие возрастов, внешностей и костюмов»; то же самое можно было сказать и о сидевших рядом с ними детях. Присутствовало их, женщин и детей, принцесс и наложниц, более ста человек.

Дверь из помещения, где они собрались, вела в покои законной жены владыки Омана. Там находились еще четыре женщины: мать правителя, законная жена, дочь и одна из его сестер. Мать правителя, одетая в простую черного цвета длиннополую рубаху, сбросив паранджу, расположилась, сидя на подушках, у окна, несколько поодаль от других женщин, которые, судя по всему, во всем ей повиновались. Жена имама «сверкала восточным блеском». Одета была в дорогие шелка, богато расшитые золотыми и серебряными нитями. Орнаменты на ее одежде украшали изумруды, жемчуг и рубины. Восседала она на ярких цветных диванных подушках, разбросанных поверх красивых шелковых ковров. Рядом с ней находилась ее дочь, принцесса 12–15-ти лет. Тело ее прикрывала прозрачная накидка пурпурного цвета, позволявшая восхищаться «идеальными пропорциями стройной фигуры». Но вот лицо принцессы, как и других женщин в той комнате, за исключением матери правителя, пряталось под лицевой вязаной маской, скрывавшей ее нос, лоб и щеки до рта, с овальными прорезями для глаз со зрачками восхительного черного цвета. Маски на лицах женщин, искусно расшитые поблескивавшими на свету драгоценными камнями, были под стать их черным волосам.

В комнате стояла большая кровать из бронзы с ножками искусной резьбы, и занавешенная малинового цвета вельветовыми портьерами. Жена властелина Омана, указав на кровать, с гордостью сказала, что это – подарок королевы Виктории, владычецы Англии. Заметила к месту о наличии теплых дружеских отношений между ее мужем и Ее Британским Королевским Величеством.

Мать правителя Омана во время встречи с мадам Хельфер, занималась рукоделием – расшивала карманный носовой платок. Это был первый и единственный раз в ее жизни, по словам мадам Хельфер, когда она видела за вышиванием именитую «восточную леди».

Евнух, вошедший в покои жены правителя буквально перед появлением в ней мадам Хельфер, положил у ног матери правителя запечатанное письмо. Она тут же его вскрыла и объявила всем собравшимся, что оно – от ее сына, властелина Омана, находившегося в то время в военном походе и сообщавшего ей о его успехах. Похоже, отмечает мадам Хельфер, что женщине доставляло большое удовольствие продемонстрировать европейке ее таланты, в том числе «знание буквы и письма», как тогда говорили оманки.

Вскоре слуги подали кофе в небольших чашечках (финджанах), фрукты и восточные сладости на дорогих хрустальных блюдах. Я заметила, вспоминала мадам Хельфер, что женщины гарема во время кофепития, глядя на меня, смущенно опускали глаза. Поинтересовавшись, узнала, что мое открытое лицо было для них тем же самым, что для европейца вид голого человека на улице, то есть явлением в их стране непристойном. После этих разъяснений они наперебой стали предлагать ей и даже умалять ее надеть на лицо маску. Слуга-евнух внес в комнату целый поднос с ними. После примерки очередной из этих масок, богато расшитой изумрудами, все, как один, женщины, собравшиеся в комнате гарема, прокричали: восхительная, красивая. И тогда я сделала для себя еще один очень важный вывод, пишет мадам Хельфер, что оценка красоты женщины в Аравии зависит не только от ее обаяния и очарования, но и от туалета.

Численность населения Маската во время работы там С. Майлса составляла, по его оценке, 30-40 тысяч человек. Но только небольшая часть проживала в городе; большая часть жительствовала за стенами Маската, ютилась в хижинах сплетенных из ветвей пальмовых деревьев. Дорога, шедшая от Больших ворот, имела семь ответвлений: на Кальбу, Рийам, Матрах и другие крупные населенные пункты[562].

В 1877 г. во время осады Маската бедуинами, рассказывает С. Майлс, произошел один забавный инцидент, описанный Граттаном Гири в его книге «По азиатской Турции: повествование о путешествии из Бомбея на Босфор» (1878). Никогда прежде, как оказалось, бедуины того племени, которое намеревалось захватить Маскат и поживиться в нем, артиллерийских снарядов в жизни своей не видели. И поэтому обстрел их позиций из артиллерийских орудий канонерской лодки «Тизер» («Teazer»), стоявшей в Маскатской бухте, буквально ошеломил «сынов пустыни». Они считали, что у снарядов есть, дескать, «глаза», и они «могут видеть, куда им падать». В противном случае понять, как снарядам удавалось ложиться именно в тех местах, где они укрывались, прячась за холмами и «находясь вне глаз пушкарей», кочевники не могли. Не знали и не ведали они о том, что прицельный огонь по ним вели с канонерки, ориентируясь по сигналам, что подавали осажденные со сторожевых башен на холмах.