Описывая места проведения ярмарок в Аравии, знаменитый арабский мыслитель Абу Хаййан ат-Таухиди (ум. ок. 1023) сказывал, что особое положение среди них занимали в том числе рынки Сухара и Диббы. В древние времена, повествует ат-Таухиди, племена встречались у источников воды, у родников и колодцев. Там «держали совет», «высказывали обиды», заключали союзы и договоры. Впоследствии все это стали делать на ярмарках. Устраивались они регулярно, и в строго отведенное для них время года, на ведущих торговых площадках Аравии.

На многих из них проходили схватки-поединки поэтов, «рыцарей слова». По существовавшему тогда в Аравии обычаю, сообщает ат-Таухиди, правители одаривали именитых поэтов и сказателей «одеждой с царского плеча». Поэзия, говорит он, была скрижалями времени, хранившими сведения о жизни племени.

Издревле мореплаватели и торговцы Омана поддерживали тесные коммерческие отношения с землями, лежавшими «по обеим сторонам Острова арабов», – с уделами зинджей (Африкой), с одной стороны, и с ал-Хиндом (Индией) – с другой. С Хараппой и Мо-хенджо-Даро торговали уже в 3200 г. до н. э. Сам Индийский океан называли Морем зинджей, а также Морем Индии и Зеленым морем. Делясь впечатлениями об одном из своих путешествий по Морю зинджей с «владельцами кораблей из ‘аздов», то есть с оманцами, арабский историк и географ ал-Мас’уди (ум. 965) рассказывает, что «ничего страшнее Моря зинджей» ему видеть не доводилось ни прежде, ни потом. Шли они с острова Канбалу (Занзибар) в Оман. Крайними точками, по выражению ал-Мас’уди, торговых экспедиций мореходов Омана являлись в то время, с одной стороны (на западе), остров Канбалу (Занзибар) и Софала, а с другой (на востоке) – страна ас-Син (Китай).

Долгое время индоокеанской торговле арабов Южной Аравии, представленной в Малабаре и Каликуте, в Мангалоре и Каче крупными купеческими коммунами, численностью, порой, до 10 тыс. человек, конкуренцию в Индии не мог составить никто. В окрестностях Мангалора, когда там бывал Ибн Баттута (1342), проживала четырехтысячная коммуна торговцев-арабов, большей частью из Йемена и Омана, а также многочисленная община коммерсантов-евреев. Одна из «самых могущественных» колоний торговцев-южноаравийцев «во всей Индии», как о ней отзывается Ибн Баттута, жительствовала в Каликуте. Вся торговля Каликута, свидетельствует он, представлявшего собой некое «пристанище всевозможных товаров», находилась в руках арабских купцов; и от воли их зависела даже судьба самого правителя Каликута. Другой известный арабский путешественник, Абдарразак ал-Самарканди (1413–1482), отзывался о проживавших там купцах из Аравии, как о самых знатных горожанах. О самом же городе Каликут говорил, как о месте для торговли ходком и безопасном[575]. Дуарте Барбоса (ум. 1521) называл Каликут центром торговли деревом. Отмечал, что Каликут поставлял в Оман и через него в другие земли Прибрежной Юго-Восточной Аравии строительный лес. Гоа торговал завозившимися из Аравии, в том числе через порты Омана, лошадьми чистой арабской породы, жемчугом и благовониями, а также йеменским кофе.

Являясь чиновником португальской администрации в Гоа и предприимчивым торговцем, Дуарте Барбоса много путешествовал, хорошо знал состояние дел на рынках портовых городов Оманского побережья. Умер, к слову, Барбоса не своей смертью, а насильственной (был отравлен, в 1521 г., на Филлипинах, по приказу короля острова Себу).

Интересна история происхождения названия города Каликут, то есть нынешней Калькутты. Из анналов города следует, что когда там впервые высадились англичане, то капитан пришедшего туда судна поинтересовался у повстречавшегося у него на пути местного жителя, стоявшего у стога скошенной им за день травы, как зовется то место, указав при этом пальцем на тот самый стог. Индус, подумав, что чужеземец интересуется именно скошенной им травой, ответил: «Каль ката» (Вчера косил)». Так и появилась на карте мореплавателей-европейцев Кальката или Каликут, нынешняя Калькутта[576].

Самыми пронырливыми из купцов-индусов слыли в Прибрежной Аравии торговцы из Гуджарата. Гильдии их ремесленников, в том числе ювелиров и золотых дел мастеров из касты джейн, держали своих агентов во всех портах Аравийского побережья. В словаре арабов Аравии тех лет они фигурируют под словом «банйаны» (единственное число – «банйан», происходит от слова «ванйас», что в переводе с хинди значит «делец»). В портах Омана торговцы из Гуджарата стали селиться в XV веке. Согласно К. Нибуру, в Маскате в 1765 г. проживало 1 200 банйанов (численность населения Маската в 1793 г. составляла 25 тыс. чел.)[577].

Путь морем из Маската к Южному побережью Индии занимал один месяц. Из Индии омаские торговцы шли на Шри-Ланку, а оттуда, со специями, многие из них отправлялись в Кантон.

В Индию торговцы из Омана везли лошадей, жемчуг и амбру, мед и ладан. Марко Поло вспоминал, что один из его знакомых магарадж, то есть раджей-правителей в Индии, и его братья ежегодно закупали на рынках Прибрежной Аравии по 200 лошадей каждый, платя по 500 серебряных монет за голову. Актиавно, по словам Марко Поло и Ибн Баттуты, шла торговля лошадьми между Дофаром и Индией.

Широкие и динамичные торговые отношения с Оманом поддерживал правитель Майсура Типу Султан. Придя к власти (правил 1782–1799), он сосредоточил все свое внимание на том, чтобы сделать Майсур центром коммерции. Направил своих послов во многие страны. Функционирование представительств, открытых ими, осуществлялось за счет выручки от реализации индийских товаров на тамошних рынках. По сути, представительства эти являлись, выражаясь современным языком, внешнеторговыми коммерческими фирмами[578].

В Маскате был учрежден крупный складочно-сбытовой пост (котхи в речи индусов), которым заведовал назначаемый Типу Султаном суперинтендант, он же – коммерческий агент (дарога) Майсура (пост агента сохранялся в Маскате до 1800 г.). Своего коммерческого агента держал в Майсуре и правитель Омана. Торговлю сандаловым деревом и перцем практически полностью контролировал сам Типу Султан.

Брокер Типу Султана в Маскате, Мавджи Сис, докладывал, что торговцы Майсура пользовались в Омане широкими привилегиями. Так, таможенная пошлина на все ввозимые ими товары составляла 6%, в то время как другие торговцы-индусы, немайсуриты, как он их называет, платили 10-процентную пошлину (впоследствии ее уменьшили до 4% и 8% соответственно). Типу Султан, в свою очередь, взимал с судов имама только половину тех портовых сборов, что надлежало оплачивать заходившим в его порты «чужим судам».