зайчатиной.

Я открыл бутылку, Роман отказался.

Водка по вкусу оказалась кислой и железной, в другой день я не стал бы такую пить, но сегодня праздник. Впрочем, вкусовая недостаточность вполне компенсировалась крепостью, я немедленно почувствовал, как водка упала в ноги.

— Когда…

— Завтра, — опередил я. — Все завтра, Снаткина договорилась.

— Ладно.

Музыка стала громче, к ней добавился мегафонный голос, правда, слов разобрать не получалось.

— Пойдем, может? — спросил Роман. — Пора вроде.

Я поднялся.

— Хазина не видел? — спросил Роман.

— Нет. Подозреваю, после вчерашнего сортира он окончательно соскочил.

— Еще нарисуется, — возразил Роман. — Вот увидишь.

— Да нет. Он… кажется…

Я хотел сказать, что Хазин испугался. И испугался так, что удрал. Хазин… не так труслив, как кажется на первый взгляд. Его и по морде били, в канал бросали, дверь заваривали, Хазин не пугался. А здесь испугался.

Я отпил еще, мы вернулись на Советскую.

— Мне кажется, у Хазина отличное чутье, — сказал Роман. — Мы его увидим.

Несколько подростков протащили мимо чучело, не какое-то персональное, а безликое, сделанное из борцовского манекена. Студия чучельных практик при КСЦ «Дружба».

— Зачем им на празднике манекен? — спросил Роман.

— Может быть много разных причин, — ответил я.

Мы двинулись вслед за подростками.

— Хазин свалил, а ты? — спросил Роман. — Послезавтра?

— Завтра скорее, — ответил я. — Закончим… И в путь. А ты?

Роман не ответил.

Чем меньше было до Центральной площади, тем больше встречалось людей.

— Ты что, не видишь? — спросил вдруг Роман.

— Что не вижу? — не понял я.

— Не видишь…

Роман указал пальцем на обогнавшего нас мужика в новом спортивном костюме. Народу прибавилось, со двора художественной школы выступила сотня праздничных человек, и мы с Романом неожиданно оказались в компании.

— Они нарядные, — сказал Роман. — Сегодня праздник. И тащат чучело на площадь.

— Ну да, праздник. День города.

— При чем тут День города…

Роман вдруг закашлялся. Тяжело, как старый курильщик, раздувая грудь, так что я испугался, что сейчас он начнет выплевывать кровь или ребра поломает. Спешащие горожане на всякий случай обходили Романа стороной.

— Им все равно. — Роман вытер губы и продолжил: — Им же все равно… Он появился здесь и помазал им лоб, а они не заметили…

Я поглядел на Романа внимательнее.

Роман был уже пьян. Стеклянные глаза. Слишком точные движения, старается.

— И добавки просят…

Пьян. Как в тот вечер — бутылку водки с клинка, и сидел на стуле с замороженным взглядом, долгие лета, долгие лета… Но сейчас он держался на ногах, непонятно как. Поддерживаемый внутренним манекеном. Лично я выпил.

Или не пьян? Притворяется.

— Это Светлов, — сказал Роман.

— Что?

— Это он.

Роман огляделся, а потом произнес громким шепотом:

— Он продал наши ресурсы. И нашу честь… Наши… Наши биоматериалы!

Женщина, проходящая мимо, ускорилась.

— Прекрати, Рома, — попросил я. — Лучше пойдем…

— Да-да, — согласился Роман. — Пойдем… Витя, мы оказались в ненужное время в ненужном месте… Если это тот, на кого ты подумал…

— Я ни на кого не подумал.

Роман многозначительно свистнул.

— Я тоже… я вообще думать не умею… Но ты, Витенька, прав, эти эмпиреи не для скоморошьих крылышек… Мы ничего не можем, только дрожать в темноте. Если бы не голова, я бы посмеялся…

Роман сунул руки в карманы, пошагал по тротуару к центру. Я за ним, стараясь контролировать направление.

— Что нам дальше делать? — спросил Роман и тут же ответил: — Я знаю что. Ты, Витя, умеешь впаривать всякое дерьмо, я умею семь-сорок с выходом… Паша Воркутэн умеет в душу.

— И что?

Роман не ответил.

Мы приближались к рынку и Центральной. Ближе к площади подготовка к празднику проступала еще отчетливее: флаги висели уже на каждом углу, а не через дом, из-под бордюрных камней выгребли десятилетний мусор, сами камни покрасили черно-белым, появились новые урны — вместо заросших грязью серебристых ступ через каждые пятьдесят метров объявились нарядные пингвинчики. Разумеется, нарисовали новую разметку: ничто так не свидетельствует об усердии руководства, как новая разметка, и музыка стала громче.

— Легко на песне от песни веселой, — напомнил я.

— Это абсолютно… — Роман начал тоскливо оглядываться по сторонам. — Песня на песне — метко подмечено…

Навстречу стали попадаться отдельные музыканты, преимущественно баянисты. Роман рассказывал, что тоже умеет и если бы ему дали баян, он не остался бы в стороне; однажды на День пограничника он участвовал в марафоне самодеятельных баянистов и без отрыва играл пять часов, второе место и электроплед. Слава богу, все-таки пьян. Я сказал, что это достойный результат, я сам на День шахтера не раз участвовал в конкурсе творческих сил, и это светлые воспоминания, но, если Роман готов рискнуть, баян несложно организовать. Роман задумался. Нас обогнал человек в народном костюме, а потом и Люся, Люся из «Чаги», впряженная в тачку с полосатым зонтиком. В тачке виднелся термос, закутанный в шаль, кега с ручным насосом.

Пиво и пироги.

— Наконец-то… — Роман проследил взглядом за Люсей. — Это нам… бонус за праведность… Там встретимся, на площади…

Роман побежал за Люсей.

Можно и про Люсю.

Людмила Четвергова, урожденная Семугина, родилась в год первого спутника в деревне Ёлкино.

Центральная площадь оказалась расчищена от ларьков, их перенесли краном в соседний переулок и оставили стайкой поперек проезда, некоторые ларьки продолжали работать. У рыночного края была смонтирована длинная трибуна, густо заполненная народом, кроме нижнего ряда, приготовленного для персонально приглашенных и лучших.

Я занял место, на меня тут же стал поглядывать незнакомый милиционер, но прогонять не решился — возможно, знал в лицо, возможно, спутал, принял за лучшего.

С правого фланга послышался дружный вопль и последующий звук, словно человек тридцать ударили в пустые кастрюли; я посмотрел направо. Я бывал на многих Днях города и знал, что сейчас на Центральной улице от бывшего магазина «Обувь» до бывшей швейной фабрики выстроились праздничные колонны, готовые к прохождению. Спортивная школа, КСЦ «Дружба», лесхоз, сводная колонна РОНО, представители «Сельхозтехники», аграрии, велосипедисты.

Роман сел рядом — не заметил, как он подкрался, обошел по флангу.

— Похоже на самбодром, — сказал он. — Я был в Рио, там почти то же самое. Но здесь поуже…

Односторонний самбодром в Чагинске.

— Ты был в Рио? — спросил я.

— Да… В том смысле, что я там не выступал, мы ездили посмотреть… Большой праздник.

Через площадь под пленкой уже золотистого цвета скрывался памятник адмиралу, под ним располагалась компактная сцена с микрофоном и флажками.

— Все как в Рио. — Роман указал пальцем: — Экстаз имени Фарабундо Марти.

Знает про Фарабундо Марти.

К золотистой пленке по углам были привязаны накачанные гелием шарики, я разгадал замысел: