Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антон сделал интригующую паузу.
— Почему у него меч? — спросил Роман. — У Пересвета было копье.
Роман сплюнул в пакет.
Я подумал, что памятнику меч подходит лучше копья. У копья в монументальной проекции серьезный изъян — не удобно сидеть птицам, меч в этом смысле гораздо предпочтительнее.
— Встре-е-еча-ем!
Антон однозначно проводит не только праздники, но и боксерские поединки.
На эстраду энергично взбежал округлый бодрый мужчина в зауженных брюках и серебристом пиджаке.
— Влад Заточник! — представил Антон. — Встречаем неистово!
Публика ответила восторженными аплодисментами. Заиграла настырная музыка, Заточник стал хлопать в ладоши над головой, переступать с ноги на ногу, а потом запел:
Я не был в Уссурийске,
Я не был в Бугульме.
Якутки и марийки не плакали по мне,
Мулатки и хорватки не вызывали грусть.
Я помню Касабланку, я верю, я вернусь!
Заточник пружинисто соскочил с эстрады и, виляя корпусом, приблизился к первому ряду трибун. Вытянул за руку дипломантку восьмого совещания музработников, обнял за талию и начал танцевать, не прекращая, впрочем, пения.
Я вернусь, дорогая, я вернусь…
— Паша… — Роман указал на певца.
— Его зовут Влад, — поправил я.
Заточник отпустил первую барышню и протанцевал вторую, постарше, не забывая петь про далекий берег, вечную тоску и преданную любовь. Ниже нас на трибуне сидела женщина, она поводила плечами в такт композиции, янтарные бусы у нее на шее подрагивали. Заточник нацелился на третью барышню.
— Его могут звать и по-другому… Но, в сущности, это Паша. Ничуть не вздрагиваю… И почему все-таки Пересвет? Это знак? Не понимаю… Как там у старины Хазина… Две тысячи первый год, здравствуй, тучный песец… Слушай, Витя, отличное стихотворение, я его недооценивал, хочу… хочу все-таки огласить…
— Лучше не надо.
— Нет, я обязан исполнить… старинная казацкая песня… про гибель станции «Мир»… Хазик подонок, но стихиры складывать может… Я бы сказал, он немножечко бунтовщик…
Из толпы показался Федор. Он был в полевой милицейской форме и с короткоствольным автоматом Калашникова на боку, Федор оглядел трибуны, заметил меня, поманил рукой — спускайся.
— Не пойдем! — прошипел Роман. — Не тронет, тут народ…
Федор поманил снова.
— Пошел ты! — крикнул Роман.
Женщина с бусами обернулась и поглядела на меня с непонятной укоризной.
— Да он не плевал, — сказал Роман.
Женщина хотела сказать неодобрительное, но промолчала, я быстро спустился с трибуны.
Федор благоухал одеколоном.
— Здравствуй, Витя, дело есть.
Влад Заточник вернулся на сцену, песня, кажется, закончилась — жили долго, жили счастливо. Площадь одобрительно хлопала.
— Поговорим, Витя?
— О чем?
— Да есть немного…
Над площадью опять прошел вертолет.
— И ты, дэнсер, спускайся! — сказал Федор. — Надо решать, Витя, сам понимаешь.
Роман благоразумно поднялся выше.
— Не понимаю, — сказал я.
— Отойдем, Витя, — Федор указал в сторону сберкассы.
— Куда?
Вертолет, оставив в небе пять темных точек, перелетел за Ингирь.
— Да тут недалеко…
— Паспорта отдай.
— Да отдам, отдам, они у меня здесь, — Федор похлопал по нагрудному карману. — Дело в том…
— Обратите внимание на небо! — призвал Антон. — Сегодня у нас гости! Клуб парашютного спорта «Вертикаль»!
Площадь задрала головы.
— Надо Кристинку похоронить, — негромко сказал Федор.
Парашютисты образовали круг.
— Мы завтра собирались, — сказал я. — Снаткина…
— Не, Витя, не завтра.
Федор приблизился, неприятно уткнулся автоматом мне в бок, скорее всего случайно.
— Завтра нельзя, Вить, завтра никак, надо сегодня.
В небе раскрылись разноцветные купола.
— Почему? Третий день завтра…
— Сегодня, Вить, сегодня. Ты не спрашивай лучше, поверь уж. Все готово…
Федор указал в сторону сберкассы.
— Там все давно готово. Пойдем, Вить, лучше поскорее.
— Почему сейчас?
— Да потому.
— Мы завтра собирались…
— Да что ты заладил «завтра, завтра», не завтра, Витя… Никак завтра, надо сегодня. Она уже там, в автобусе…
— Как…
— Так! Я же говорю, все готово. Короче, подходи. Там, у сберкассы, я жду.
Федор переместил автомат на живот и пошагал прочь, толпа расступалась и смыкалась.
— Надо пойти.
Я оглянулся. Роман спустился с трибуны.
— Завтра третий день, — сказал я. — С какого сегодня-то?
— Мы должны пойти.
— Мы?
— Я тоже. Помогу, наверное… Тут ничего интересного не будет, похоже.
Это точно.
А может, это и неплохо, подумал я. Ничего не надо готовить, все готово, все в автобусе, не надо покупать водку и пироги, не надо проживать здесь еще один день, а на завтрашнее утро видеть Снаткину, видеть Ленюшку, который давно уже мертв. А сегодня все пройдет быстро. Закопаем, помянем, вечером Федя посадит нас на читинский, и утром я проснусь в Данилове, сойду с поезда и буду гулять по городу. Я десятки раз пересаживался в Данилове с северного скорого на восточный пассажирский, но в городе дальше вокзала не был. Наверняка красивый город.
— Ладно, — сказал я. — Посмотрим, что там.
Мы вслед за Федором перешли площадь и стали пробираться через людей к сберкассе. Толпа волновалась, все смотрели в небо, и я посмотрел, парашютисты рисовали над площадью широкие петли.
— Мы видим парашютистов! — с энтузиазмом провозгласил ведущий Антон. — Они приземляются точно в заданный квадрат!
— Я два раза прыгал, — похвастался Роман. — И всегда в заданный квадрат.
Я увидел Федора, он ждал возле сберкассы, курил.
— Витя, у меня свинчатка с собой, — шепотом сообщил Роман. — Нашел в сарае… Ты его схвати, а я в торец…
Федор помахал сигаретой. Автобуса не видно. Ладно…
За спиной восторженно выдохнула толпа — первый парашютист приземлился возле памятника. Федор бросил сигарету в урну, не попал, поднял, попал. Автомат на нем болтался бестолково, я подумал, что зря его Федор надел.
— Паспорта отдай сначала, — потребовал я.
— А дэнсер зачем? Там саблей махать не надо…
Федор уставился на Романа.
— Он, значит, тоже успел? — ухмыльнулся Федор. — Ах ты, чубатенький…
— Паспорта, — повторил я.
Приземлился второй парашютист.
— Да мне по барабану… — Федор достал из кармана паспорт, протянул Роману.
Роман взял, проверил.
— Твой, — Федор вручил паспорт мне.
Я убрал паспорт.
— За мной идите.
Федор перекинул автомат на другое плечо и пошагал в сторону гостиницы, свернул за угол. Мы за ним.
За углом на завалинке сберкассы сидел десантник; пулемет, растопырившись сошками, отдыхал у стены. Как лопата, почему-то подумал я. И тут же — что не лопата, но триффид, на первом издании на обложке точно был триффид, похожий на пулемет. Десантник кивнул Роману, тот кивнул в ответ.
Приземлился третий.
Автобус выглядывал из-под цветущей черемухи, рядом, как буксир перед сухогрузом, чернел вполне бодрый третий «Пассат» без номеров.
Водитель автобуса копался в двигателе. Все в