Ну я пошел и заправил ему полный бак, все время пытаясьвспомнить, где же я мог его видеть. И вдруг совершенно неожиданно я вспомнил. Ия чуть не намочил штаны, потому что человек за рулем «Понтиака» должен был бытьмертв.

— Кто это был, Стюарт? Кто он?

— Нет уж, позволь, я расскажу по порядку. Правда, как нирассказывай, история все равно безумная. Я снова подошел к окну и говорю ему:«С вас шесть долларов и тридцать центов».

Он дал мне две пятидолларовых бумажки и сказал, что сдачу ямогу оставить себе. А я говорю: «По-моему, я вспомнил, где я вас видел». А онговорит: «Ну что ж, может быть, и так», и улыбается своей странной улыбкой, откоторой у меня мурашки бегут по коже. А все это время Хэнк Вилльямс продолжаетпеть о том, как он едет в город. Я говорю: «Если вы тот, кто я думаю, то выдолжны быть мертвы». Он говорит: «Не всегда доверяй своим глазам, парень». Яговорю: «Вам нравится Хэнк Вилльямс?» Все, что я мог придумать. Потому что японял, Фрэнни, что если я не скажу хоть что-нибудь, то он просто подниметстекло и выедет на дорогу… и я хотел, чтобы он уехал, но я также и не хотелэтого. Пока не хотел. Пока не появится полная уверенность.

Он говорит: «Хэнк Вилльямс — один из лучших. Мне нравитсямузыка родхауз». А потом он говорит: «Я еду в Новый Орлеан, всю ночь буду наколесах, завтра буду целый день отсыпаться, а потом на всю ночь закачусь вкабак. Он точно такой же? Новый Орлеан?» А я спрашиваю: «Такой же, как что?» Аон говорит: «Ну, ты меня понял». А я говорю: «Ну, весь юг одинаков, хотя тамвпереди гораздо больше деревьев». И тут он засмеялся. И говорит: «Может быть,еще встретимся». Но я не хотел с ним снова встретиться, Фрэнни. Потому что унего были глаза человека, который долго смотрел в темноту и, похоже, началкое-что в ней различать. Думаю, если я когда-нибудь увижу этого Флегга, глаза унего будут примерно такие же.

Стью покачал головой.

— Я часто думал об этом. Думал достать кое-какие его записи,но мне не хотелось их слушать. Его голос… голос хороший, но у меня от негомороз по коже.

— Стюарт, о ком ты говоришь?

— Ты помнишь рок-группу под названием «Дорз»? Тот парень,который остановился в ту ночь на заправке в Арнетте был Джимом Моррисоном. Я вэтом уверен.

Рот ее открылся от удивления.

— Но он умер! Он умер во Франции! Он… — А потом оназапнулась. Потому что со смертью Моррисона была связана какая-то страннаяистория. Какая-то тайна.

— Ты уверена? — спросил Стью. — У меня есть сомнения на этотсчет. Может быть, он и умер, а парень, которого я встретил, был просто на негопохож, но…

— Ты действительно думаешь, что это был он? — спросила она.

Теперь они сидели на ступеньках своего дома, прижавшись другк другу плечами, как маленькие дети, которые ждут, когда мама позовет их наужин.

— Да, — сказал он. — Да, я так думаю. И до этого лета ядумал, что это происшествие будет самым странным в моей жизни. Господи, как яошибался.

— И ты никогда никому не рассказывал, — восхитилась она. —Видел Джима Моррисона годы спустя после его предполагаемой смерти и никогданикому не рассказывал. Стюарт Редман, должно быть, когда Бог посылал тебя вмир, Он вместо рта дал тебе замок с шифром.

Стью улыбнулся.

— Ну, прошли годы, как обычно пишут в книжках, и каждый раз,когда я думал о той ночи, я все больше уверялся в том, что в конце концов этобыл не он. Просто кто-то похожий на него. И это воспоминание пересталобеспокоить меня. Но в последние несколько недель я не раз ловил себя на том,что снова думаю об этом. И все больше уверяюсь в том, что это был он. Чертвозьми, да он до сих пор мог остаться в живых. Вот это было бы по-настоящемузабавно, правда?

— Если он и жив, — сказала она, — то он не здесь.

— Да, — согласился Стью. — Вряд ли бы он здесь оказался.Понимаешь, я видел его глаза.

Она положила руку ему на плечо.

— Ну и история.

— Да, и на каждые двадцать миллионов жителей этой странынайдется хотя бы один с точно такой же… только насчет Элвиса Пресли или ГовардаХьюгса.

— Больше уже не найдется.

— Ты права. Гарольд сегодня был на высоте, правда?

— По-моему, это называется «переменим тему разговора», нетак ли?

— Может быть, и так.

— Да, — ответила она. — Он действительно был на высоте.

Он улыбнулся, уловив в ее тоне нотки раздражения.

— Перепугалась немного, правда?

— Да, но тебе я в этом не признаюсь. Ты теперь играешь настороне Гарольда.

— Нет, это несправедливо, Фрэн. Я тоже испугался. У наспрошли два предварительных собрания… нам казалось, что мы все продумали ипредусмотрели… и тут появляется Гарольд. Пара слов здесь, пара слов там, апотом и спрашивает: «Разве вы не это имели в виду?» А мы отвечаем: «Да,спасибо, Гарольд. Ты совершенно прав». — Стью покачал головой. — Предложилпроголосовать общим списком. Как это мы сами не догадались, Фрэн? Какаяотличная идея!А мы даже ни разу не обсуждали ее.

— Ну, никто из нас не знал точно, в каком они будутнастроении. Я думала, что после ухода Матушки Абагейл люди могут помрачнеть илидаже озлобиться. А еще этот Импенинг, который разговаривает с ними, каккакой-нибудь черный ворон…

— Как бы ему заткнуть рот, — произнес Стью задумчиво.

— Но все оказалось иначе. Они были так… преисполненыликования просто из-за того, что оказались вместе. Ты почувствовал это?

— Да.

— Не думаю, что Гарольд спланировал все заранее. По-моему,он просто уловил момент.

— Я просто не знаю, как к нему относиться, — сказал Стью. —В тот вечер, когда мы искали Матушку Абагейл, мне его стало ужасно жалко. Когдаподъехали Глен и Ральф, он выглядел просто ужасно, словно вот-вот готов былупасть в обморок. Но когда сегодня мы разговаривали на лужайке, и все стали поздравлятьего, мне показалось, что он раздулся как жаба. Словно снаружи он улыбался, авнутри думал: «Ну вот, теперь вы видите, чего стоит ваш комитет, горсткаидиотов?» Он похож на один из этих паззлов, которые в детстве никак неполучалось собрать.

Фрэн вытянула ноги и посмотрела на них.

— Раз уж зашла речь о Гарольде, скажи мне, Стюарт, незамечаешь ли ты чего-нибудь необычного в моих ногах?

Стью посмотрел на них оценивающе.

— Нет. Разве что эти странные туфли из магазина на нашейулице. Ну а еще, конечно, они очень большие.