— Да? Очень мило с его стороны!

— Ас нашей не мило, что ли? — возмутилась я.

— Согласись, что другой просто сказал бы спасибо илипредложил денег. А это так красиво, так изысканно! Что же ты сидишь какзасватанная, беги, звони Мотьке.

— Да! Конечно! — Я бросилась к телефону и увиделаконверт, оставленный Федором. Он не был запечатан. Все — как в лучших домах! Вконверте лежала записка: «Дорогие девочки! Не знаю, как и выразить вам моюблагодарность! Это ведь не имеет цены! Примите от меня эти цветы и конфеты ипомните — если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, я всегда к вашимуслугам. Ваш Феликс Ключевский». К сему была приложена визитная карточка.

С ума сойти! Я тут же набрала Мотькин номер, но запискусунула в карман. А то мама сразу поймет, что я наврала.

— Мотька! Под любым предлогом отпросись у мамы! Беги комне!

— А что случилось?

— Феликс прислал нам с тобой по букету роз и по коробкеконфет. Это даже не коробка, а целый громадный ящик, да какой красоты!

— И мне тоже? — растерянно спросила Мотька.

— Конечно! Две коробки и два букета. Для меня и длятебя. Моть, а ты маме что-нибудь говорила? — шепотом спросила я.

— Да что ж я, сумасшедшая?

— Понимаешь… Погоди, я возьму телефон к себе! Ну вот, япридумала роскошную версию — мы предупредили не покушение, а угон! И он нас заэто благодарит!

— Но ведь дядя Юра знает!

— Ну и что? Он не скажет: пожалеет мамины нервы. Да,Мотька, он ещё такую записку прислал — рехнуться можно!

— Аська, умоляю, прочти!

— Придешь, прочтешь сама!

— Ладно, попробую вырваться! Дело в том, что Мотькинамама по воскресеньям её воспитывает. И при этом они вместе убирают квартиру.Так что обычно в первой половине дня в воскресенье Мотьке из дома не вырваться.Но тут через десять минут она уже была у меня.

— Ой, Аська! Какие цветы! Мне никогда ещё цветов недарили… А конфеты! А коробка! К ней и притрагиваться жалко!

Прочитав записку, Мотька даже слезу пустила.

— Что за человек, Аська! Ты подумай — ведь это простопринц из сказки!

В этом определении, безусловно, было зерно истины. Мотькаещё поахала да попричитала, а потом вдруг заявила:

— Необходимо повидать этого Феликса или хотя бы егошофера.

— Зачем?

— Предупредить, чтобы придерживался нашей версии, а топойдут разговоры… словом — сама понимаешь.

— Завтра мы сможем ему позвонить, вот здесь еготелефоны. Рабочий и домашний.

— Так давай ему сейчас позвоним! Судя по номеру, онживет где-то в районе Таганки. Давай, звони!

Я набрала номер. Телефон был на автоответчике. Я положилатрубку.

— Что?

— Ничего. Автоответчик.

— Вот и надо было на автоответчик наговорить, а то мыего в банке ещё неделю можем отлавливать.

— Твоя правда.

Я снова набрала номер и после сигнала «оставила сообщение»,как теперь выражаются.

— Это Ася. Большое вам спасибо за подарки. У нас к вампросьба: не говорите маме, как было дело, скажите, что мы предотвратили угонвашей машины. Спасибо ещё раз!

Сказать по правде (ой, кажется, и я заразилась от Тюхи), ябыла даже рада, что не пришлось говорить с Феликсом на глазах у Мотьки.

— Теперь можно спать спокойно. Думаю, они нас непродадут.

— Они-то — нет, а вот Иветта…

— А что Иветта?

— Она может проболтаться. Они там, в театре, все такиесплетники… Хотя нет, Иветта вроде бы нормальная тетка. Серьезная, без этихтеатральных штучек… Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест!

— Аська, мне пора, мама на полчаса отпустила! Еще какона на все это посмотрит! Ты же знаешь её.

— А ты сказала, в чем дело?

— В общем и целом.

— А она?

— Покачала головой и отпустила. Ладно, до завтра! Ой,Ась, а торговать-то завтра пойдем? А то я что-то застоялась!

Мы обе покатились со смеху.

— Конечно, пойдем!

В понедельник с утра начались неприятности. Первое, что мыувидели, войдя в школу, было написанное большущими буквами объявление о том,что вместо пятницы, когда мы не учились из-за бомбы, мы будем учиться в этусубботу. Затем на уроке литературы я сцепилась с Марфушей. Женька Зимин спросилеё о Северянине: мол, какое место занимает этот поэт в истории русской поэзии.Марфа сказала, что никакого. Декадентские рифмованные бредни. Я этого стерпетьне могла. Северянина обожаю. Я подняла Руку.

— Монахова, ты хочешь высказаться по этому поводу?

— Да! Марфа Кузьминична, вы глубоко не правы!Северянина уже давно признали крупным поэтом.

— Это кто же его признал?

— Как кто? И критики, и читатели, и вообще… всялитературная общественность. У него стихи замечательные, музыкальные…

Марфа наша хоть и старая, но азартная, вовлечь её в спорничего не стоит. А сегодня, перед уроком, многие взмолились: кто может —затяните урок, чтобы она поменьше спрашивала.

— А что, Ася, ты знаешь наизусть его стихи? —спросила Марфуша, сверкая глазами.

— Конечно, знаю, и много! Они сами запоминаются!

— Ну-ка, прочти нам что-нибудь, а мы обсудим, это всемполезно.

— Пожалуйста! С удовольствием:

Моя дежурная адъютантесса,

Принцесса Юния де Виантро,

Вмолнила в комнату быстрей экспресса

И доложила мне, смеясь остро:

— Я к вам по поводу Торквато Тассо!

В гареме паника, грозит бойкот!

В негодовании княжна Инстасса

И к светозарному сама идет!

И в этих отгулах рванулись двери

И изумительнейший гастроном,

Знаток изысканнейших эксцессерий

— Инстасса въехала на вороном

— Достаточно, Ася! — прервала меня Марфа. —Вы что-нибудь поняли, ребята?

— А чего ж тут не понять? — отозвался ВадикБалабушка. — Сперва адъютантесса пришла, а потом и княжна пожаловала.

— И не просто причапала, а на вороном прискакала.Класс! — поддержал его Витька Воскобойников. — Слушай, Монахова, мытебя теперь княжной Инстассой звать будем. Тебе очень подходит, правда, Вадька?