каждая из моих невольниц поочередна вложит туда руку, а ты щупай пульс и говори, которая здорова, которая больна». Как ни убеждал его Мустафа, старик не соглашался показать девушек; он добился лишь того, что Тиули обещал сообщать ему каждый раз как они себя чувствовали до того. Тиули вытащил из-за пояса длинный список и стал громко вызывать невольниц по имени. При каждом имени в отверстии появлялась ручка и врач щупал пульс. Шесть из них были уже осмотрены и врач объявил их вполне здоровыми; вдруг Тиули прочел «Фатима» и в отверстии показалась нужная дрожащая ручка. Мустафа схватил ее и, покачивая головою, объявил, что девушка больна. Тиули приуныл и просил скорее прописать ей хорошее лекарство. Врач вышел, написал на записочке:

«Фатима, я спасу тебя, если ты решишься выпить лекарство, от которого умрешь на два дня; не тревожься, у меня есть средство вернуть тебя снова к жизни. Согласна — скажи лишь, что питье тебе не помогло и это будет условным знаком».

Врач вернулся в комнату, где ждал его Тиули. Хакаманка-буди-баба принес с собою какой-то безвредный напиток, еще раз пощупал пульс Фатиме, причем подсунул ей записочку под браслет, затем подал ей лекарство. Тиули был настолько озабочен болезнью Фатимы, что оставил осмотр остальных до другого раза. Выходя из комнаты, он печально спросил Мустафу: «Как думаешь, Хади-баба? опасна болезнь Фатимы?» Мнимый врач только глубоко вздохнул. «Ах, господин! да смягчит пророк горе ваше, у нее изнурительная лихорадка и вряд ли она поправится». «Что ты врешь, негодный врач? Чтоб она, за которую дано 2000 червонцев, пропала как скотина? Да если ты ее не вылечишь, я голову с тебя сниму!» Тут брат увидел, что поторопился и стал немного обнадеживать Тиули. Тем временем к ним подошел черный невольник и от имени Фатимы передал врачу, что напиток не помог. «Приложи все свое искусство, Хакамдабабелда, я заплачу тебе все, что хочешь», — кричал Тиули, почти воя от ужаса потерять такие деньги. «Не тревожься, я дам ей успокоительного, она скоро оправится», — отвечал врач. «Да, да, дай ей скорее успокоительного», — рыдал старик. Мустафа поспешно приготовил свой сонный порошок, передал его невольнику, а Тиули сказал, что ему надо еще пойти на берег, поискать кой-каких целебных трав. Дойдя до берега, Мустафа сбросил свой наряд, сорвал бороду, кинул все в воду, а сам спрятался в кусты, выждал там ночь и затем осторожно пробрался в усыпальницу при дворце Тиули.

Не прошло часа после ухода Мустафы, как Тиули послали сказать, что его невольница, Фатима, умирает. Пули велел послать скорее за врачом на берег моря, но посланные вернулись с известием, что врача нигде нет, что он, бедный, верно утонул, так как черный кафтан его плавает у берега; им даже показалось, что в воде мелькнула его роскошная черная борода. Тиули в отчаянии рвал на себе бороду, колотился головою о стену, проклинал себя и весь свет — все тщетно. Фатима угасла на руках подруг. Тиули не терпел в доме покойников; он немедленно распорядился перенести труп в фамильную усыпальницу. Носильщики подхватили несчастную красавицу, спустили ее в склеп и поспешили убраться; им показалось, что кто-то стонал и вздыхал за гробами.

Мустафа — он нарочно спугнул носильщиков — вышел из своей засады, зажег лампу и, с лекарством в руке, подошел к Фатиме. Но представьте его ужас, когда он при свете огня увидел совсем незнакомое ему лицо. То была и не сестра, и не Зораида, а совсем, совсем другая! Он долго не мог оправиться от нового удара судьбы. Наконец, жалость превозмогла гнев. Он вылил лекарство в рот девушки. Покойница открыла глаза и долго соображала, где она. Наконец, вспомнила о происшедшем, вскочила и бросилась к ногам Мустафы.

— «Как благодарить тебя, благородный человек, что ты спас меня из той ужасной тюрьмы!» Мустафа остановил ее вопросом: как случилось, что она, а не сестра его, Фатима, очутилась здесь? Та с удивлением смотрела на него. «Теперь только понимаю, откуда пришло спасете», сказала она. «Дело в том, что меня во дворце звали Фатимой и ты мне передал свою записочку и спасительное снадобье». Брат стал расспрашивать спасенную о сестре и о Зораиде, узнал, что они тоже в замке, но что Тиули по обыкновению переменил им имена; они звались теперь Мирзою и Нурмагаль.

Фатима была в большом горе, что брат так убит своею ошибкою; она подбодрила его и обещала открыть средство выкрасть девушек. Мустафа не мог успокоиться пока не вызнал все.

— «Я только месяцев пять тому назад сделалась невольницею Тиули и с первой минуты помышляю о бегстве, но одной слишком трудно это осуществить. Ты, может быть, заметил большой водоем во дворе замка. Вода стекает в него из десяти труб. Водоем почему-то особенно обратил мое внимание. Я вспомнила, что у отца моего был более или менее такой же. Туда шла вода через очень объемистый водопровод. Мне хотелось знать как устроен тот же фонтан у Тиули и я нарочно стала хвалить ему это роскошное сооружение и спросила, кто его устраивал. «Я сам его строил», — похвастался старик, — «и то, что ты видишь, еще самое последнее. Ведь вода в него проведена из ручья шагов за тысячу отсюда и идет она через сводчатый ход почти в рост человека; и все это моя мысль!» Я часто после того горевала, что будь у меня сила мужчины, чтоб отвалить камень в стенке колодца, я бы могла бежать на все четыре стороны. Устье водопровода я могу тебе показать; чрез него ты легко проникнешь ночью в замок и можешь освободить своих. Но тебе пришлось бы прихватить с собою еще человек двух на случай, если стража сераля поднимет тревогу».

Два раза был обманут Мустафа в своих ожиданиях, но он решился еще раз попытать счастья. Он обещал невольнице всячески содействовать ее возвращение на родину, только бы она помогла ему проникнуть в замок. Одна лишь забота печалила его: где взять двух или трех верных помощников? Он вспомнил о кинжале Орбазана и об его обещании явиться на помощь при первом зове. Случай был подходящий.

В том же городке,