Все его аватарки в социальных сетях сняты на нейтральном фоне без намека на знаки и приметы. Он предпочитает минималистичную технику, минималистичную одежду, минималистичные жесты; его сетевое присутствие минимально[57]. Он поступает в Москву, живет на деньги родителей и предлагает мне снимать квартиру на двоих (я вежливо отказываюсь — хватает комнаты в общежитии[58]). Он платит за сидр[59], очень галантен (когда мы решаем выйти на веранду, он переносит мой шопер[60]); и весь вечер разглядывает проходящих мимо женщин. Я уже знаком со многими квирами, но всё еще не могу определиться на его счет. Я не понимаю, что происходит, но меня это мало волнует — мне просто приятно спустя столько лет смотреть на него.

В отличие от меня, он еще не прожил год в Москве, но уже является человеком метрополии. Я спрашиваю, бегает ли он по утрам в Смоленске, и предлагаю ходить на пробежки вместе (мысль о спорте кажется мне нелепой). Он завершает нашу двухчасовую встречу словами «хорошего понемножку». Мы обнимаемся на прощание и договариваемся встретиться завтрашним вечером. Когда он размыкает объятия, я понимаю, что у меня большие проблемы[61]. Ближе к полуночи я получаю от него сообщение:

«Ты так вырос, я уткнулся носом тебе в плечо, когда мы прощались».

С утра он пишет мне, что не смог встать на пробежку, а вечером встретиться не удастся — ему нужно помочь с ульями на даче. Я спускаюсь в подъезд, включаю хип-хоп[62] и отправляюсь бегать[63].

Мы общаемся, но наша переписка ни к чему не приводит. В один из вечеров в Смоленске я сильно напиваюсь и в три часа ночи предлагаю ему переспать, а также обвиняю в трусости. Наутро я обнаруживаю только одно сообщение:

«А я так хорошо поспал, просто шикарно».

* * *

Мы не видимся полгода, хотя по очереди зовем друг друга гулять. Он приглашает меня к себе в гости, я отказываюсь. Наши отношения — череда притягиваний и отталкиваний, возгонок и размагничиваний, обещаний и кидалова; ситуация доводит меня до легкого умопомешательства. У нас почти нет общих знакомых, а те, кто его знают, подтверждают мои догадки: чрезвычайно замкнут; нет друзей; поддерживает общение, только если оно приносит выгоду. Я специально знакомлюсь с людьми, которые его знают, чтобы выудить информацию: его видели плачущим в туалете гимназии; он лежал на крыше с одним моим знакомым и держался за руки с другой; был влюблен в девушку; и в отношении абсолютно всех занимался гостингом.

После бесплатной консультации в клинике пластической хирургии я начинаю пользоваться косметикой[64]. Каждый второй день я хожу на пробежки. Восторг первых лет проходит, и я начинаю ненавидеть гомосексуальный мир с его одержимостью деньгами, здоровьем и красотой.

Январь 2016. Я бесплатно провожу его на выставку. На мне пальто в рубчик[65], плотный серый свишот[66], джоггеры[67] и поддельные белые найки[68]; на нем короткое бежевое пальто и очки в круглой роговой оправе. Я провожу ему экскурсию по выставке. Я хочу показать ему, что чего-то добился в этой жизни. Мы идем мимо смотрителей, и я здороваюсь со всеми. Мне хочется показать ему, что я нормален и что у меня есть друзья. Он еще не подозревает, что попал в серпентарий — что я показываю его знакомым, чтобы услышать их мнение, хвастаюсь им, будто он мне принадлежит, щеголяю им и уже не чувствую себя нищим, совсем не чувствую. Я привожу его в кофейню, где знакомый официант наливает нам бесплатный кофе. Он всё еще нигде не работает (хочет устроиться веб-дизайнером) и вновь приглашает меня жить к себе — уже на новую квартиру, которую ему по-прежнему снимают родители. Я объясняю, что не располагаю средствами.

Февраль 2016. Вернисаж в новом выставочном пространстве: он приходит туда по моему приглашению, но спустя полчаса исчезает. Знакомый на выставке подтверждает, что он существует. «Он такой неуловимый», — замечает знакомый.

Февраль 2016. Еще один вернисаж: он приходит туда по моему приглашению, и нас, стоящих вместе возле инсталляции, запечатлевает телевизионщик. Я предлагаю ему выпить, но он отказывается. Он рано уходит, а на следующий день, когда я ищу материал о выставке в интернете, кадра, где мы стоим вместе, нигде нет.

Февраль 2016. Спустя пару недель я знакомлюсь с его тезкой, милым собственником. При встрече он первым делом произносит: «Ты соврал: говорил, что на фотографиях выглядишь лучше». У них разница в два года, оба любят чистоту и готовить, оба носят очки, у обоих белая кожа и светлые волосы.

После первого петтинга его тезке не нравятся мои трусы, и он, якобы проявляя заботу, покупает мне новые размера XL, которые с меня спадают[69]. На самом же деле он происходит из обеспеченной московской семьи и пытается привязать меня к себе с помощью нелепого патронажа. Однако трогаем мы друг друга не в его квартире (гомофобные родители), а на узкой кровати в моей комнате в общежитии, где нас едва не застает мой сосед.

Март 2016. Я спускаюсь в паб в центре Смоленска: поддатых футбольных фанатов обслуживают рыжие бородатые бармены в зеленых поло. После пинты «Гиннеса»[70] я спрашиваю, есть ли у него кто-нибудь и как обстоят его успехи в тиндере. Он говорит, что мэтчей у него мало, а свидания неудачные.

— У меня желтуха, — говорит он. Я переспрашиваю. Он объясняет, что ему нравятся азиатки, и добавляет, что не считает себя расистом, а стремится «расширить генофонд»; ему также нравятся женщины с большой грудью.

— Окей, — говорю я, — я поищу тебе девушку.

— Не надо, — отвечает он, — я ставлю тебя в неудобное положение свахи.

Я спрашиваю, почему он не встречается с нашей общей подругой. Он отвечает, что когда-то подкатывал к ней, но она отказала ему, и с тех пор находится во френдзоне.

На протяжении следующего часа мы треплемся ни о чем, как то: стартапы, лекции, стоит ли ему укладывать волосы, моя дизайнерская поясная сумка из крафтовой бумаги, которую я надел по случаю нашей встречи и на которую он немедленно обратил внимание[71]. Он предлагает мне разделить пополам последний чесночный хлебец[72], и я соглашаюсь. После очередной пинты пива[73] я понимаю, что могу вывести его на чистую воду, не скомпрометировав себя, и задаю вопрос напрямую:

— Ты уверен, что тебе не нравятся мужчины?

Он отвечает:

— Нет.

— «Нет» в смысле «нет»