клатчем из натуральной кожи[77] мимо бутиков Tom Ford и Dolce&Gabbana в сторону ресторана. По мостовой расстилается красная дорожка, и я чувствую себя на премьере фильма с нашим участием.

Официантка дает мне планшет с меню, от которого у меня проступает пот[78]. Я вспоминаю рекомендации подруги-сомелье и беру бокал рислинга[79], а также гренку с тремя видами краба[80]. Я говорю официантке, что собираюсь отлучиться, и прошу ее направить молодого человека (я называю его имя) за мой столик. Она спрашивает, как меня зовут. Я отвечаю: «Михаил».

Я стучу каблуками ботинок[81] через душный ресторан мимо женщин на огромных шпильках и мужчин в поло Lacoste, мимо этого гетеронормативного космоса. Оказавшись в туалете, я смотрю на себя в зеркало: акне на смуглой коже слегка замаскировано тональным кремом[82], выбеленные волосы[83] начали желтеть, а черные корни — прорастать. На мне очки в круглой роговой оправе[84], бежевый альпинистский свитер с геометрическим рисунком а-ля Эль Лисицкий[85], металлический браслет[86] и черные брюки[87]. На мне женские духи бренда Folie A Plusieurs, созданные по мотивам фильма Софии Копполы «Девственницы-самоубийцы»[88].

Мой наряд — блеф, а поведение — самосаботаж, я чувствую себя чрезмерным. Мне хочется облокотиться об унитаз, уйти, не заплатив, и забыть этот вечер, который он, к моему огромному удивлению, инициировал. Только сейчас, разглядывая себя в зеркало и не узнавая, я понимаю, как изменил меня поток капитала, в который он непринужденно меня опрокинул. Придет ли он? Ждет ли этой встречи так же, как я? Оденется ли так же парадно? Так ли для него были важны наши встречи за эти пять лет? И самое главное: не является ли он моей больной выдумкой? Не подсмотрел ли я эту одержимость в каком-то фильме?

Я привожу себя в порядок, выхожу из туалета и двигаюсь через зал. Он разглядывает меню, лениво сидя за столиком, который никогда не был моим, такой же уверенный и с таким же холеным телом и чистым лицом, как и всегда, потом поднимает глаза (на нем нет очков, теперь линзы) и, улыбаясь, взыскательно наблюдает за тем, как я пересекаю помещение. На нем линялые темно-синие джинсы и футболка с принтом Metallica.

8. (де)маскулинизация

В 1990 году на свет появились две книги: «Личины сексуальности» Камиллы Пальи и «Гендерное беспокойство» Джудит Батлер. Трудно представить себе более разные книги.

I

Сентябрь 2016. Обычно на пробном занятии я отговариваю учеников получать высшее образование и отговариваю их от собственной кандидатуры; если они не отказываются, мы приступаем. У меня нет педагогического образования, лишь двухлетний опыт преподавания, и я во всем полагаюсь на эмпатию: пытаюсь пробудить интерес к русской литературе, зачитывая текст вслух и построчно его анализируя, если того требует и позволяет объем. Но в первую очередь необходимо показать, что автор такой же человек, как и все.

Здесь возникает проблема: многие ученики не способны соотнести себя ни с героями русской классики, ни с авторами, создавшими их. Ученицы спрашивают у меня, где женщины. Одна из них спрашивает, почему в пособии по «Войне и миру» даны настолько устаревшие представления о семье и сексуальности: по мнению автора пособия, девятиклассницы, критикующие Наташу за выбор, который та делает в финале, по достижении двадцати пяти лет становятся самыми страстными и преданными матерями. Мы смеемся, но меня пугает, что государство апроприирует Толстого, искавшего анархический потенциал в православии, и что Толстого, выступавшего против любых форм институализации, эксплуатации, угнетения, теперь используют в качестве оружия для закрепощения сознания.

В начале учебного года я беру в библиотеке книгу, за которой давно охотился, — «Личины сексуальности» Камиллы Пальи, огромный том безудержного, афористического, парадоксального текста, целью которого является «поженить Фрейда и Фрезера» (и это не фигура речи, а буквальная хулиганская выходка — слэш-фанфик про выдающихся антрополога и психоаналитика). Палья совершает по-своему героический и самоубийственный поступок, перекраивая историю мировой литературы с точки зрения ницшеанской оппозиции аполлонического и дионисийского. В отличие от третьей волны феминизма, с которой совпала публикация книги, Палья не стремится добиться интерсекционального равенства, пронизывающего оси гендера, класса, расы и сексуальности. Вместо этого она отстаивает идею фундаментального различия между аполлоническим мужским (прямым, небесным, эрегированным, сверкающим) и дионисийским женским (низким, безбрежным, ночным, природным) — диалектику, без которой, по ее мнению, искусство не сдвинулось бы с мертвой точки.

«Наташа танцевала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо». Тело Элен сверкает, но Толстого и его персонажей интересует не оно, а постоянно находящееся в становлении тело Наташи Ростовой. Она предстанет перед нами не цельным, а разрозненным и стремительным импрессионистским образом: ноги, лицо, шея, руки. На сексуальную орбиту Наташи, острого на язык меркуриального андрогина, попадают оба главных героя. Если верить Палье, Наташа — неумолимая сила жизни, обладающая истинной дионисийской красотой, в отличие от сконструированной аполлонической красоты Элен.

Сентябрь 2016. Парень, собирающий картинки с тамблера, на протяжении нескольких лет лайкает мои фотографии и следит за мной. Однажды, когда мне не с кем пойти в кино, я решаю пригласить его на сеанс.

Достаточно емко он охарактеризовал себя сам:

Я мемасник не люблю думать ношу нью бэлансы очень инфантильно себя веду может быть неплохо выгляжу и иногда позволяю себе драмы ВЕТЕР-БЬОРК-ПУСТЫРЬ-ИСЛАНДИЯ-СИГАРЕТЫ-ДИКАЯ-ЖЕНЩИНА-ВНУТРИ и самое главное при всех этих чудесах я гей!!!!!!!!!

У него три профиля, и я активно переписываюсь с каждым, но при встрече мы говорим мало, хотя я и пытаюсь вывести его на разговор. Он хочет быть засланным агентом — работать в правительстве, сохраняя гетеросексуальный фасад, и втайне слушать Кайли Миноуг и проводить время за фильмами с Изабель Юппер. Мне это незнакомо — обучаясь в относительно либеральном университете, я обладаю привилегией не скрывать собственную сексуальность. Общаясь с ним, я постоянно думаю о том, что женщины и геи находятся в ситуации выбора без выбора.