он подумал, что полдела сделано – поддержка Берониуса позволяла надеяться на скорое исполнение поручения Потёмкина.

Военный совет

Барон Густав Горн, полный мужчина в роскошном чёрном камзоле, украшенном фламандскими кружевами, важно опустился в услужливо подставленное комендантом кресло и кивнул покрытой роскошным чёрным париком головой. Томас Киннемонд, Якоб Берониус и артиллерийский майор разом, как по команде, заняли свои места за столом. Все молча кого-то ждали. Жёлтые языки пламени плясали на кончиках толстых свечей в массивных серебряных подсвечниках, только что лично камердинером барона Игнациусом водружённых на стол. Спустя несколько минут в полутёмную залу неторопливо вошёл важный гость: недавний генерал-губернатор этих земель, а теперь президент Высшего суда Дерпта, стареющий, но ещё сохранивший следы мужественной красоты Карл Мёрнер, при виде которого офицеры вновь встали и подождали, пока он устроится поудобнее в кресле рядом с бароном Горном.

– Я попросил гере Мёрнера прервать свой отдых в Мёрнерсхольме, чтобы помочь нам своими советами. Он лучше вас всех знает этот суровый край, – барон учтиво наклонил голову в сторону старика. – Теперь перейдём к делу. Итак, русский царь Алексей начал войну против нашей трудолюбивой процветающей Швеции! – сообщил присутствующим губернатор. – Как вы знаете, его величество король назначил меня не только генерал-губернатором Ингерманландии и Кексгольмского лена. Недавно он сделал меня и генерал-лейтенантом. Это говорит о высоком доверии, которое оказывает государь. И я оправдаю его, буду требователен к каждому подданному Короны на этих землях, невзирая на его служебное положение.

Сюда я прибыл из Нарвы, чтобы лично руководить истреблением русских войск, незаконно вторгшихся в Ингерманландию. Царь Алексей отказался подтвердить Столбовский мир, щедро подаренный его отцу нашими предками в 1617 году, и всячески поощряет подданных Короны к бегству в Московию. Мы теряем уже многие сотни людей, а следовательно, и немалые налоги, которые они уже не заплатят в шведскую казну. С этим пора кончать.

Офицеры согласно закивали. Жёлтые языки заплясали на свечах, и голова Горна вдруг отбросила на стену причудливую тень, напоминающую голову хищной птицы.

– Русские начали войну против шведской Короны. Губернатор Олонца воевода Пушкин идёт к Кексгольму и со дня на день возьмёт его в осаду. Камергер, или, как в Московии их величают, стольник, заодно и воевода Потёмкин нацелился на Нотебург, комендант которого, майор Граве, прислал мне письмо с весьма легкомысленным предложением.

Барон Горн, выдержав паузу, надул и без того круглые щёки, обвёл глазами присутствующих, не смевших перебивать генерала, и продолжил:

– Он считает, что как только Потёмкин осадит Нотебург, из Ниеншанца должен быть выслан отряд, с помощью которого мы русских возьмём в клещи – сам майор выйдет из крепости с десантом – и… Ну, просто стратег!

– Мм-м, – неопределённо замычал Томас Киннемонд.

– Вы хотели взять слово, подполковник? – небрежно поинтересовался Густав Горн.

– Да, гере генерал, – шотландец, продолжая что-то прикидывать в уме, предложил:

– Если высылать помощь, то никак не меньше ста-ста двадцати человек с парой лёгких пушек.

– Вы, правы, мой друг, – согласился губернатор.

– Но это значит, что в крепости почти не останется солдат. Полсотни артиллеристов и мушкетёров, если случится беда, не долго удержат Ниеншанц без командиров.

– Абсолютно верно, – подтвердил Густав Горн. – Но беды не случится. Во-первых, шведы непобедимы, а во-вторых, мы к Нотебургу отсюда не двинемся. Вы что-то хотели сказать, ритмейстер? – обратился он к Берониусу выпучившему в удивлении свои старые бесцветные глаза.

– Да, гере генерал. Мне кажется, майор Граве предложил отличный план. Мы могли бы нанести мощный удар в тыл русским на суше, пройдя извилистыми тропами прямо от шанцев.

– Ритмейстер! А кем вы будете наносить удар? – нервно рассмеялся барон Горн. – У вас, насколько мне известно, нет не только эскадрона – даже полного корнета рейтар[40]!

– Да, у меня только два десятка рейтар с сержантом и столько же драгун с корнетом[41], но это – настоящая маленькая армия! У меня не только что набранные по всей Ингерманландии финские рейтары! – скривил губы в презрительной усмешке Берониус. – Все мои воины – шведы, служат давно, не раз побывали в делах. Гере Киннемонд ударит мушкетёрами и пикинёрами, а я, как и положено, с боков – кавалерией. Из Нотебурга выйдет Франц со своими рейтарами и солдатами – и дело решится! Две сотни знающих строй шведов разобьют отряд любой страны числом до восьми сотен человек, а больших сил русские там не выставят!

– Нет, вы только посмотрите, какие под моим началом служат герои, – с силой хлопнул ладонями по столешнице ингерманландский губернатор, – языки пламени задрожали, и тени сидевших рядом Берониуса и Киннемонда метнулись в сторону, сделавшись много длиннее своих высокорослых хозяев.

– То есть, вы хотите, чтобы я двинулся против какого-то русского не то камергера, не то региментария[42] и дал сражение? А я не двинусь с места и сражения не дам. Потому что всё его войско вскоре разбежится. А вот остатки мы и разобьём.

Присутствующие в изумлении уставились на барона Горна.

– Как воюют русские, вы знаете? – с усмешкой на губах объяснял офицерам Горн. – У них командует не самый умелый генерал, как в любой приличной армии Европы, а самый знатный дворянин. При нём и лучшие, отборные части. Воеводы Потёмкин и Пушкин подчиняются даже не напрямую своему государю Алексею, а – Новгородскому воеводе принцу Голицыну или, как именуют русские всех своих многочисленных принцев, кроме детей их монарха, – князю. И если бы этот важный русский князь лично прибыл сейчас под Нотебург из своей ставки, как я в Ниеншанц из Нарвы, – повод беспокоиться был бы нешуточный. Он захватил бы с собой все регулярные стрелецкие роты, а также стоящий неподалёку в его владениях полк новой русской кавалерии.

Артиллерист понимающе улыбнулся, Киннемонд и Берониус согласно закивали: действительно, новгородский воевода озаботился бы привести более значительные силы, чем камергер Потёмкин.

– Но князь в Новгороде, – широко улыбнулся барон Горн, – его милость Голицын почему-то не вышел в поход сам, а потому и людей дал воеводам из тех, что похуже – не может же он отдать свои лучшие войска. Расчёт прост: получи он приказ царя выступать, кого ему тогда придётся возглавить? Всякий сброд? На это знатный русский барин никогда не пойдёт. Лучшее всегда будет при нём, то, что похуже – при подчинённом, а всякая дрянь – при ещё менее значительном начальнике – и так далее. Потому мы имеем следующее: ближайшие сильные русские регименты стоят в Новгороде и никуда без князя Голицына не выступят, а те, кого привели с собой