честно говоря, и не надеялся. Установщики импалы обычно ведут себя крайне осторожно. Они слишком многое теряют, чтобы с бухты-барахты повестись на провокацию от незнакомой персоны.

Поэтому нам с Настей следовало переходить к плану «б». И моя компаньонка проделала это виртуозно. Она якобы неловко сделала шаг в сторону и обрушила рекламный стенд. На нем размещались две поваренные книги: одна – для котов, другая – для собак, и рекламные образцы с готовым питанием для питомцев (раньше это называлось «корм для животных», но оба этих слова – и «корм», и «животные» – были строго запрещены как нетолерантные после Великой видовой революции).

Дама-менеджер вскочила с места и закричала: «Что вы творите!»

Настя рассыпалась в извинениях, бросилась поднимать с пола банки с едой и книжки. Администраторша выскочила из-за стойки и кинулась ей помогать.

Наступил момент действовать мне. Пользуясь тем, что хозяйка офиса, ползая по полу, увлеклась восстановлением порядка, я соскочил со стойки прямо к ее компьютеру. Моей задачей было: подключиться через свой мозговой имплант к устройству и перекопировать содержащуюся в нем информацию. Там наверняка нашлись бы следы преступной деятельности организации. Я через свой внутренний порт стал устанавливать соединение с компом, но дама, почуяв неладное, вскочила и, увидев меня на своем рабочем месте, что есть силы закричала: «Брысь!»

Это древнее оскорбительное стоп-слово лет сто пятьдесят как запрещено на всех континентах и, как говорят, в знак солидарности с земными кошачьими в Подводной республике. Шокированный столь явным проявлением сегрегации и апартеида, я бросил взгляд на Настю. Она могла немедленно привлечь женщину к ответственности, и присудили бы той двадцать суток ареста, не менее. Тогда можно было, мелькнуло у меня, начать разрабатывать ее, выуживая ценную информацию.

Так или иначе, я на секунду отвлекся. И это стало моей ошибкой.

Наверное, дама-администратор нажала тревожную кнопку. Возможно, она (кнопка) была у нее (женщины) в складках одежды. Как бы там ни было, из дверей, ведущих во внутренние покои клиники, выскочили два амбала.

Коты умеют постоять за себя. Вырвать в драке глаз или откусить противнику нос для нашего брата ничего не стоит. Вдобавок я прекрасно владею приемами боевого кошачьего карате. Не хуже меня подготовлен и мой человек, то есть Настя.

Однако амбалы нас перехитрили. Первый немедленно прыснул мне в морду из газового баллончика. Скорее всего, то было сильнейшее кошачье снотворное. Краем глаза я увидел, что второй с помощью химии пытается справиться с Настей. Сознание у меня стало мутиться, но я успел заметить, что моя женщина-партнер, ослабев, падает на пол вестибюля.

* * *

Не знаю, сколько прошло времени. Я очнулся в совершенно темном (для человека) помещении. Было холодно и сыро. Скорее всего, подвал. От снотворного болела голова.

И передние, и задние лапы оказались плотно перевязаны пластиковым шнуром. В рот мне засунули нечто вроде шарика на резинке; вылезая с двух сторон из пасти, она смыкалась на моем затылке. Я не мог ни говорить, ни даже умываться. От этого все тело показалось чужим и несвежим.

Зато я (в отличие от любого человека) мог видеть, что творится в помещении. Оно действительно походило на подвал или погреб: бетонные склизкие стены; по периметру комнаты, у стен – пустые металлические полки. Узкая крутая лестница поднималась к люку под потолком.

Я лежал на старой вонючей дерюге, и мой острый нос различал исходящие от нее дух собаки, застарелой крови и сильно ослабленный запах импалы, кайфа.

Недалеко от меня, на ветхом рваном матрасике, брошенном на цементный пол, покоилась моя любимая партнерша, Настя. На душе потеплело. Она была жива! И она рядом.

Как я говорил, у нас, кошачьих, обменные процессы идут скорее, чем у человекообразных. Поэтому мой организм успел вывести отраву, и я очнулся, в то время как Настена еще спала. Я слышал ее равномерное дыхание и видел тихонько вздымающиеся бока. Так же, как я, она оказалась связана пластиковыми жгутами – за руки и за ноги. Рот ее был заклеен скотчем.

Что ж! В положение мы попали незавидное. Оставалось лишь ждать. Для начала когда проснется Настя.

Несмотря на революцию и полную эмансипацию, десятки тысяч лет, которые домашние животные прожили рядом с человеком, сбрасывать со счетов не следовало. Благодаря столетиям, проведенным в подчиненном положении, у каждого кота (и тем более у собаки) выработалась подсознательная уверенность, что человек – всегда главный. Он умнее, разумнее. Его (что бы ни твердили отчаянные эмансипаторы!) следует слушаться. Он способен найти выход из любого положения.

Конечно, я был современным котом, и грош цена мне как сотруднику правоохранительных органов, если бы я не попытался самостоятельно – покуда Настя спит – найти выход из тяжелого положения, в котором мы оказались.

Боевые наставления учат: если вы захвачены преступниками или террористами, следует прежде всего выполнять все их требования. Вполне вероятно, что они пойдут на контакт с представителями власти, чтобы обменять нас. Но в то же время надо тщательно отслеживать обстановку и использовать любую лазейку для бегства.

Пока я не видел никаких возможностей. Мне оставалось только погрузиться в обыкновенный кошачий анабиоз. Лежать, экономить и накапливать силы, в полудреме, полубодрствовании, думать и вспоминать: о своей собственной жизни и об истории семьи и своего вида. И благодарить небеса за то, что прогресс и Великая видовая революция дали мне возможность не просто осмысленной, но и социальной, общественно полезной жизни.

Если бы человек двадцать первого века хотя бы одним глазком заглянул, какой стала Земля в столетии двадцать третьем – в наши дни! – он не узнал бы ее. Дело не в диковинных механизмах и сумасшедших городах – их-то как раз предсказывали. Но увидеть в городской толпе… Да! Вот что нынче претерпело потрясающие, фантастические изменения, по сравнению прошлыми годами, – городская толпа.

Когда-то древний писатель в своем фантастическом произведении описывал кота, входящего с задней площадки в трамвай (трамвай – это древний вид общественного транспорта, наподобие тюбинга). Интересно, что бы сказал тот автор двадцатого столетия, воочию увидев, как в вагон «трубы» садятся наряду с людьми-пассажирами трое или пятеро представителей семейства кошачьих, а также парочка собак? Все одетые по современной моде, иные с рюкзаками или чемоданами на колесиках – и никто на них не обращает особенного внимания. Все рассаживаются по местам (если этих мест хватило): и люди, и собачьи, и кошачьи. А не хватило, спокойно продолжают стоять – причем для котов и собак организованы специальные пониженные поручни, чтобы нас не мотало во время езды.

И люди, и бывшие домашние