бросаю я, распахиваю дверь, оставляю ее открытой и быстрым шагом, практически бегом, несусь в этот чертов зеленый сарай.

Всё. Больше я сдерживаться не намерена. Да, Краснов — больной придурок, если купился на этот спектакль, но эта рыжая баба… нет… не останется безнаказанной. Никто не смеет унижать моих друзей у меня на глазах!

Я барабаню в дверь и дергаю за ручку. Не поддается. Зато кто-то с той стороны подходит, раздается звук отодвигаемой щеколды, и я вижу просвет. Засовываю ногу в щель и открываю дверь сильнее. Передо мной стоит девчонка, моя ровесница или чуть старше. Дочь. Худая. Слишком бледная кожа. Красивые ноги.

— Где мать? — холодно интересуюсь я.

— Кто вы?

Я не отвечаю на вопрос, огибаю ее и захожу в дом без приглашения. Преодолеваю крошечную прихожую, заглядываю на кухню. Там пусто.

— Что вам нужно?! — дочь бежит за мной и не слишком грациозно пытается преградить мне дорогу.

Справа вижу деревянную светлую лестницу и несусь к ней. Надеюсь, мои острые каблуки оставят на ней хорошенькие вмятины.

— Остановитесь немедленно! Что вы себе позволяете?! — разоряется девчонка, снова пытаясь меня догнать.

Не выйдет, крошка, я слишком разгневана. Ярость просто переполняет меня. Я отыграюсь на этой рыжей за все, что мне пришлось пережить. Она ответит и за мою утраченную дружбу с Красновым, и за родителей, пытающихся упечь меня в монастырь, и за парней-идиотов, липнущих ко мне.

Я врываюсь в первую попавшуюся комнату и оказываюсь близка к своей цели. Рыжая дура лежит на кровати, укрывшись старческой шерстяной шалью. За мной в комнату вваливается эта Саша с фото, на которые пускал слюни Краснов.

При виде меня тетка округляет глаза и спускает ноги с кровати.

— Мама! — кричит дочь.

— Выйди, — приказывает ей рыжая, и по ее голосу понятно, что она тут во всю предавалась жалости к самой себе.

Саша задерживается на пороге, но рыжая посылает ей командирский взгляд, и та покидает комнату. Уверена, она караулит возле двери, но это даже к лучшему. Пусть послушает, что творит в свободное время ее любимая мамочка!

— Что вы хотите услышать? — спрашивает тетка угрюмо.

— О, я пришла не слушать! Я пришла сказать, что ты — подлая аморальная старая сучка!

Она медленно поднимается с кровати и, видимо, готовится к тому, что я начну распускать руки. Ее глаза вылезают из орбит. Неужели она думала, что я пришла слушать ее жалкие оправдания?!

— Я…

— Заткнись. Ты обидела дорогого мне человека, поигралась с его чувствами и довольна? Я должна купиться на твои лживые слезы? Где твой муженек? Он знает о том, какая ты дрянь?

— Пожалуйста…

— Я сказала, закрой рот и слушай. Твоему браку настал конец. Я сделаю все, чтобы твой муж узнал о тебе всё. Такие, как ты, старые деревенские кошелки, сидят в своих ветхих сараях и ждут конца в одиночестве. Потому что никто не любит лжецов! Слышала меня? Никто не любит престарелых лицемерных обманщиц!

По ее щекам градом стекают слезы, что приносит мне небывалое удовольствие. Она смотрит на меня во все глаза и что-то беззвучно бормочет. Хорошо бы, конечно, вмазать по ее мокрой страдальческой физиономии, но я не хочу марать руки.

Я разворачиваюсь, делаю несколько шагов и берусь за дверную ручку.

— Использовать фотки дочери — хороший ход, — ледяным тоном добавляю я. — Молодец.

Я открываю дверь и тут же натыкаюсь на Краснова. Дочь этой дуры сидит на полу на корточках, прижавшись спиной к стене, и не шевелится. Ее стеклянный взгляд направлен в сторону лестницы.

— Хорошо провели время? — весело спрашиваю я у них обоих. — Ладно. Нам пора.

Мы с Красновым спускаемся по лестнице, и на этот раз мне не приходится его тащить. Он опережает мне на две ступеньки.

— Я же просила ждать меня в машине, — говорю я его спине.

Он только качает головой.

Мы быстро вываливаемся из дома, словно мы какие-то воры, и хозяева вот-вот догонят нас с ружьями наперевес. Хотя мы оба прекрасно знаем, что никто за нами гнаться не будет.

Ступени крыльца трещат под нашим весом.

— Как много ты слышал? — спрашиваю я для того, чтобы убедиться, что Краснов в состоянии говорить.

— Я пошел прямо за тобой, — отвечает он: его голос на удивление спокойный.

Значит, он слышал всё. Но это ничего не меняет. Я была в ярости, и вряд ли Краснов будет анализировать мою гневную речь. Он даже не вспомнит о том, что я за глаза назвала его «дорогим мне человеком». Что только люди не говорят под влиянием удушающей злости.

Уже у калитки мы видим, что на месте нашего БМВ стоит совершенно другая машина цвета металлик. С водительского сиденья вылезает крупный высокий мужчина в очках, запирает свое авто и движется в нашу сторону.

— А вот и муженек! — шепотом говорю я, Краснов зачем-то цепляется за мой локоть.

Мы сталкиваемся с ним на тропинке перед калиткой. Мужчина замечает нас только сейчас и непонимающе сводит брови. От ярости во мне остались одни угли, но их всегда можно разжечь заново. По крайней мере, мне так кажется.

— Кто вы? — интересуется мужчина и бросает короткий взгляд на часы.

— Ваша жена… — начинаю я воркующим голоском: я обещала ей, что муж все узнает, и всего лишь сдерживаю обещание. Тем более, Вселенная, как мы все видим, на моей стороне.

— …впустила нас, — встревает Краснов и солнечно улыбается главе этого, с позволения сказать, семейства.

— О, — равнодушно изрекает мужчина.

— Мы чистили ковер, — продолжает бессмысленную болтовню Краснов. — Наши пылесосы — просто чудо. Вашей жене понравилось!

— О.

Меня забавляет эта ситуация. Около пяти секунд Краснов продолжает посылать дружелюбные флюиды этому мужику, затем пропускает его вперед. Мужчина не улыбается, молча кивает головой и идет к калитке.

— У них нет ковров, — сдерживая смех, говорю я, пока мы идем к нашему БМВ: Эльдар припарковался чуть дальше, видимо, чтобы освободить место хозяину дома.

— Что?

— В их доме нет ни одного ковра!

— Да не может быть, — серьезно отзывается Краснов. — На пороге точно лежал один.

— А где тогда наш хваленый пылесос? — фыркая от подбирающегося смеха, любопытствую я.

Мы замираем по разные стороны от БМВ и обмениваемся взглядами. Через секунду мы уже хохочем во все горло. Эльдар встречает наши развеселые физиономии робкой улыбкой. Наверное, все это выглядит немного неестественно. Думает ли он, что мы спятили? В прочем, неважно.

— Куда едем? — спрашивает он, когда наш смех наконец-то затихает.

— Я хочу выпить, — выдает Краснов.

Странно такое слышать от него, но, на самом деле, это не такая