прострации и не понимал: а зачем я вообще еду? Есть ли смысл? Меня же там никто не ждет. А вдруг с ней что-то случилось, и она не смогла предупредить, что не приедет?

― Так в чем причина? ― тихо спросила Зоя. — Что же у нее произошло?

― Ничего, ― пожал плечами Глеб. ― Просто она передумала. Нет, даже не так: она на самом деле не собиралась со мной никуда ехать. Потому что уже давно состояла в отношениях с другим мужчиной.

Зоя нахмурилась.

— Черт… И когда она тебе об этом сказала?

― Позже, когда я уже добрался до Москвы. Мы долго проговорили по телефону, она все разложила по полочкам. Хотя я бы это назвал забиванием гвоздей в крышку гроба.

Дело в том, что я никогда не устраивал ее родителей, прежде всего из-за материального положения. Они считали, что дочке нужен сразу генерал, а не лейтенант, так сказать. И между делом подобрали пару, сына близких знакомых, из обеспеченной семьи. Сначала она с ним просто общалась и иногда пересекалась на семейных вечерах, постепенно завязался роман. Причем со мной она не думала расставаться — по крайней мере, до поры до времени.

— И…долго это продолжалось?

― Да черт знает, я не уточнял. Вроде, долго, почти год. И все это время она вешала мне лапшу на уши! Мечтала вместе со мной о будущем, воодушевленно обсуждала свадьбу и жизнь в Москве. Спала со мной, а потом бежала на свидание к другому. Я, конечно, слегка напрягался, когда она по вечерам срывалась по неожиданно возникшим срочным делам. Но и подумать не мог, что там вовсю бурлит двойная жизнь.

― Представляю, как ты был разбит. И как потом собирал себя по осколкам?

― Банально: ушел с головой в работу. Сосредоточился на учебе и карьере, снял крошечный офис на цокольном этаже на окраине Москвы А потом как-то завертелось…

― Зато ты бы не стал тем, кем сейчас являешься. Во всем нужно искать положительные моменты, Глеб. Хотя это не отменяет того, что ситуация ― просто ужас.

― Самое ужасное даже не это, ― проговорил Глеб. ― Ужасней то, как я повел себя дальше.

Он стал ходить из стороны в сторону, выдерживая паузу. Зоя уже пожалела, что затронула эту тему, горькую и болезненную. Нужно ли было бередить старую рану? Она не решалась сказать что-то до того, пока он сам не заговорит.

— Даже когда я более менее освоился и осел в Москве, не переставал думать о ней. Почему она так долго обманывала меня, морочила голову и даже ничего не объяснила толком? В каждый свой выходной, в любое свободное время я садился в поезд и ехал в свой город. Мотался туда-обратно, потому что следил за ней. Мне нужно было знать, что происходит в ее жизни, чем она живет и чем дышит. Ну, и, конечно, хотелось посмотреть на своего конкурента. Время шло, а я так и не мог отпустить прошлое, как будто стал одержим ею. Причем еще сильнее, чем раньше, когда она была моей.

— Ты…следил за ней?

― Ага, как самый настоящий маньяк. И не забываем, мне было чуть больше двадцати лет. У парней в этом возрасте крыша может отъезжать очень далеко на фоне сильных чувств. Если что, я себя не оправдываю. Я действительно поступал ужасно: часами терся около ее дома, следил за окнами, знал время, когда она возвращается домой с работы. За ним я тоже следил. Заочно ненавидел его и мечтал убить, просто задушить голыми руками.

В какой то момент мне надоело находиться в том болоте, где я застрял. Хотелось расставить точки над «и», поговорить с ней. Убедить, что она была не права и должна уехать со мной в Москву, пока не поздно. Я так хотел с ней поговорить с глазу на глаз, подробно, обстоятельно, по душам. Закрыть гештальт, прости за заезженное выражение.

Купил огромный букет цветов, набрался храбрости ― перед этим как следует нажравшись в баре, и заявился к ней. Мне кажется, тогда я проявил все свои отвратительные качества, которые до этого дремали во мне где-то глубоко. Разговора не получилось: она вела себя холодно, попросила уйти, повторяла, что сейчас придет ее жених. Это меня распаляло еще больше: я хотел встретиться с ним и как следует начистить рожу. Ну, не мог я справиться с предательством, не мог… ― усмехнулся Глеб, глядя в пустоту.

В какой-то момент во время ссор я сорвался с катушек и дал ей пощечину, вложив, кажется, в тот удар всю свою ненависть к ней. И почти в то же секунду в квартиру вошел ее нынешний возлюбленный и ее мама. Я полез с кулаками и на него; ее мать кричала, что вызовет полицию. Не помню, как меня вывели оттуда. Все, что мне запомнилось из того дня ― это взгляд моей бывшей. Отстраненный, чужой, полный брезгливости ко мне…

Потом мне было очень стыдно перед ней, я искренне хотел извиниться, но так и не решился позвонить ей и тем более прийти. В Америке мне бы за мои действия судом ограничили приближаться к ней. А у нас в стране все решается как-то само собой. Я принял решение не появляться в родном городе, лишь изредка звонил родителям и приезжал по большим праздникам. Но чувство стыда за свое поведение меня не покидало много лет.

― Ну, — вздохнула Зоя. ― Прошло столько лет, ты стал известным человеком, набрался мудрости…Я думаю, она давно тебя простила.

Глеб резко поднял взгляд на Зою, его губы слегка дрогнули.

― Я не советчик, да и в психологии ты разбираешься явно лучше меня. Но на твоем месте я бы как-нибудь написала ей, извинилась. Кто знает, возможно, вы бы сейчас оба только посмеялись над той историй.

— Возможно, ― глухим голосом повторил Глеб. ― Только она уже никогда не услышит моих извинений.

― Почему?

— Она погибла несколько лет назад. Разбилась на мотоцикле.

― А…― Зоя осеклась, не зная, что добавить. Она подошла к Глебу, хотела коснуться его плеча, но не решилась.

― Знаешь, хоть я и был глуп и молод, но все равно не считаю это оправданием. В любом возрасте человек должен иметь чувство собственного достоинства. Но тогда, и много лет после я объяснял свое поведение очень просто ― я же ее любил. Любовь, понимаешь! И большинство людей так: творят любые мерзости, прикрываясь любовью. А есть ли она,