Дженесса была благодарна, когда получила постоянную должность в университете, но страх безработицы — широко распространенное явление. В 2017 году в России безработными были почти четыре миллиона людей. Каждый, кого когда-нибудь увольняли, понижали в должности или заставляли уйти с работы, знает, каким ударом это может стать. И дело не только в финансовых проблемах; потеря работы может привести к депрессии, тревожности и другим нарушениям здоровья. Это удар по самооценке и ощущению собственной значимости, подрывающий веру в себя. Лишившись постоянного дохода, человек теряет и чувство контроля над жизнью, и это может снижать даже способность выносить физическую боль. Кроме того, стресс нередко влияет на личные отношения, приводит к конфликтам и напряженности в семье.

Чтобы помочь людям, страдающим от депрессии после потери работы, психологи из Мичиганского университета проводили недельные семинары в церквях, школах, библиотеках и муниципалитетах. В течение четырех часов каждое утро сотни безработных проходили программу, направленную на повышение их уверенности в себе в поисках работы. Они определяли ценные для рынка навыки и учились находить вакансии. Они репетировали собеседования. Они составляли списки трудностей, с которыми могли столкнуться, и вырабатывали стратегии поддержания мотивации. Они добивались маленьких побед. Шансы найти работу в следующие два месяца у людей, прошедших программу, повышались на 20%. А в течение следующих двух лет они проявляли больше уверенности в себе и чаще сохраняли рабочие места. Конечно, никто не говорит, что уверенность в себе — это лекарство от безработицы; мы должны предоставлять возможность обучения и поддержку людям, желающим найти работу, и преимущества социального страхования в том случае, если это им не удалось. И все же такие программы очень важны.

Уверенность в себе на рабочем месте имеет большое значение и часто становится предметом обсуждения, но уверенность в себе дома не менее значима, хотя о ней часто забывают. Для меня роль одинокой матери оказалась нова. Мы с Дэйвом всегда совместно обсуждали даже самые незначительные решения, касающиеся детей; я много раз вспоминала, как тем вечером, когда Дэйв умер, не хотела в одиночку принимать решение о порванных кроссовках сына. И внезапно наш разговор о воспитании детей, продолжавшийся целое десятилетие, оборвался.

Когда я написала «Не бойся действовать», кое-кто говорил, что я уделила недостаточно внимания трудностям, с которыми сталкиваются женщины, оставшиеся без партнера. Эти критики были правы. Я тогда просто не понимала этого. Я не понимала, как трудно быть успешной в профессии, когда дома ты совершенно подавлена и растерянна. В моей книге была глава о том, как важно делить домашние обязанности и заботу о детях между родителями поровну, пятьдесят на пятьдесят. Теперь я вижу, насколько бестактно это было по отношению ко множеству одиноких матерей, которые живут в ситуации «сто на ноль», и насколько бесполезно для них. Сейчас мое понимание и взгляд на то, какой должна быть семья, изменились, став ближе к реальности. С начала 1970-х количество матерей-одиночек в Соединенных Штатах почти удвоилось. Во всем мире 15% детей живут в неполных семьях, и примерно в 85% случаев их воспитывают одинокие матери. В России более четверти детей живут в неполных семьях, в подавляющем большинстве которых главой семьи является мать-одиночка.

Раньше я никогда не испытывала трудностей, с которыми они сталкиваются, и не понимала их до конца. Хотя обстоятельства против них, они делают все, что в их силах, чтобы вырастить замечательных детей. Чтобы свести концы с концами, многие работают не на одной работе — не считая работы мамы. А хорошие дошкольные учреждения часто немыслимо дороги. Во всех штатах США стоимость помещения четырехлетнего ребенка и младенца в детские учреждения выше, чем средняя годовая плата за жилье.

Но, несмотря на тяжелый труд, уровень бедности одиноких матерей в большинстве стран выше, чем у одиноких отцов, в том числе в России и США: в частности, почти трети матерей-одиночек и их детей не хватает денег на питание. В черных и латиноамериканских семьях, состоящих из матерей-одиночек с детьми, уровень бедности достигает почти 40%. Мы выступаем за политические изменения, направленные на поддержку таких семей, но при этом нам нужно делать все возможное, чтобы оказывать им непосредственную помощь — и как можно быстрее! Каждая третья семья в районе залива Сан-Франциско нуждается в продовольственной помощи — шокирующая статистика! Я уже много лет являюсь волонтером местного продовольственного банка Second Harvest и помогла основать компанию Stand Up for Kids, которая обеспечивает пропитанием почти 90 000 детей каждый месяц. После того как компания начала доставлять продукты в местную школу, у ее учеников стало меньше проблем с дисциплиной. «Люди думают, что у нас учатся плохие дети, — сказал нам директор. — Но у нас учатся просто голодные дети». Другая школа сообщила, что программа помогла снизить количество пропущенных учебных часов и жалоб на здоровье и улучшить успеваемость учеников.

Работающие матери, особенно одинокие, изначально оказываются в невыгодном положении. Соединенные Штаты — единственная развитая страна мира, в которой не предоставляется оплачиваемый декретный отпуск. А в России государство выплачивает матерям, находящимся в таком отпуске, унизительно маленькое пособие по уходу за ребенком. Также многие мужчины и женщины не могут взять отпуск в случае болезни или смерти кого-то из близких, необходимый им, чтобы пережить тяжелые времена, — из-за чего личные проблемы чаще ведут к проблемам на работе. Исследования Адама показывают, что такая политика очень недальновидна: сотрудники больше преданы тем компаниям, где они могут рассчитывать на поддержку в трудной ситуации. Нам необходимо пересмотреть общественную и корпоративную политику и обеспечить мужчинам и женщинам возможность получать отпуска, когда им нужно позаботиться о себе и своих близких.

Также необходимо избавиться от устаревшего представления о том, что дети всегда живут с двумя гетеросексуальными родителями. После смерти Дэйва мир постоянно напоминал мне и моим детям о том, чего у нас больше не было. В школе постоянно проводились какие-то мероприятия для отцов и детей — от танцев для отцов и дочерей до «Вечеров портфолио». Мой брат Дэвид сказал, что он тоже впервые осознал, сколько таких мероприятий проводится в их школе в Хьюстоне и как это, должно быть, тяжело для тех детей, что растут без отцов.

Я должна была все решать сама, и мне казалось, что я не способна принять ни одного правильного решения. Что сделал бы Дэйв? День за днем я задавалась этим вопросом, и мне страшно хотелось, чтобы он был рядом и мог ответить на него. Но так же, как и на работе, мне стало легче, когда я сосредоточилась на маленьких шагах вперед. Я поняла, что не обязана знать, как помочь моим детям в абсолютно любой ситуации, с которой они могут столкнуться. Я не должна помогать им справляться со всем мировым горем каждый раз, когда они плачут. Мне просто нужно помогать им с теми проблемами, которые имеются у них прямо сейчас. Помогать совершать по одному повороту зараз.

Я начала с нескольких решений… и тут же стала сомневаться в них. Все, что казалось мне не соответствующим предпочтениям Дэйва, какой бы мелочью это ни было, угнетало меня. Дэйв считал, что для детей сон критически важен, поэтому был категорически против ночевок с друзьями. Но когда его не стало, я обнаружила, что такие ночевки успокаивают и развлекают моих детей. Я понимала, что такая перемена непоследовательна, но это казалось мне символом того, как сложно жить без Дэйва и при этом продолжать уважать его мнение. Моя невестка Эми заметила, что Дэйв никогда не говорил мне о том, как могли бы измениться его взгляды, столкнись он с такой же потерей. Тогда я представила, что он мог бы сказать: «Да, конечно, если это делает их счастливее, пусть ночуют с друзьями». И хотя я уже никогда не узнаю, что сказал бы Дэйв, если бы мы вместе решали, можно ли детям смотреть «Милых обманщиц» или играть в Pokemon GO, я знаю, что он хотел бы для них не только здорового сна, но и искренности. Любознательности. Доброты. Любви.