Этим человеком был некто Супрунов Иван Митрофанович. Интеллигентнейший в прошлом человек. Преподаватель вуза. Он был знаком с Марией Сергеевной еще с юности. То ли они учились вместе, то ли их связывали более теплые отношения в прошлом, Вера не знала. Но была уверена, что Никулина и Супрунов были знакомы давно. Именно по этой причине, увидев его возле помойных ящиков в самом начале зимы, Никулина пришла в ужас.

– Она так разнервничалась, что у нее поднялось давление, и ей пришлось вызывать неотложку, – бубнила Аня, с обидой поглядывая на заскучавшего Бодрякова. – И именно с того момента она принялась его всячески опекать.

Мария Сергеевна регулярно зазывала его в гости, кормила. Заставляла переодеваться в чистую одежду, оставшуюся от покойного мужа. Стирала то, что сбрасывал с себя в ее ванной Супрунов. А с начала весны и вовсе несколько раз оставляла его у себя ночевать.

– Что случилось с ним, почему он вдруг так опустился, лишившись собственного жилья, Вера не знает. Но совершенно точно знает, что этих двух пожилых людей связывало нечто большее, чем просто дружба.

– Даже так? – высоко поднял брови Бодряков. – Она свечку, что ли, держала?

– Свечку она не держала, – легонько огрызнулась Аня. – Просто как-то видела, что они целовались, выходя из лифта на первом этаже. Но сейчас не об этом, Александр Александрович.

– А о чем?

– Откуда ты узнал об этом? Обо всем об этом? – Она неопределенно поводила руками. – Ты же не выходил из кабинета.

– Не выходил.

– И как ты узнал про Супрунова?

– А мне позвонил Геннадий Иванович Никулин и все рассказал.

– Сын Марии Сергеевны?! – ахнула Аня. И возмутилась: – Он же слова не мог произнести, пока я была у него! Ежился, корчился, плакал.

– А стоило тебе выйти из его квартиры и пойти по соседям, так он тут же набрал меня. Тут же, Малахова! Сначала позвонила мне ты с лестничной клетки, и тут же он. Минуты не прошло. И говорил вполне нормально. Без истерик. С чувством, как говорится, с толком, с расстановкой.

Он сцепил пальцы на затылке, сделал губы трубочкой, несколько долгих, томительно долгих минут молчал. А потом спросил:

– Это о чем нам говорит, Малахова?

– О чем?

Она ощущала себя кроликом, глядя в его глаза. Глупым, завороженным кроликом. Бодряков это умел. Он на многих так действовал, она не была исключением.

– О чем? – повторила она странно охрипшим голосом.

– Это говорит нам о том, что Геннадий Иванович Никулин – притворщик, Малахова.

– И у него был мотив, – подхватила она.

– И у него был мотив, – отозвался он эхом. – Но пойти на убийство сразу трех человек это слишком даже для такого притворщика, как он. И доказать его причастность, если он причастен, будет крайне сложно. Поэтому что, Малахова?

– Поэтому, товарищ капитан, о выходных нам придется забыть.

– Совершенно верно, Малахова. – Он хлопнул в ладоши, поднимаясь. – Работаем, Малахова. Работаем, не сидим.

Офис клуба любителей пейнтбола располагался за городом. В сорока километрах. Двухэтажное кирпичное строение с узкими зарешеченными окнами и стандартной железной дверью. Над входом два странных флага со странной символикой. Даже сами учредители затруднялись ответить, что они означают. Перемудрили дизайнеры.

Дом стоял в самом центре огромной территории, занимающей несколько гектаров, которые были разбиты на несколько игровых площадок для спортивного и тактического пейнтбола. Вся территория была огорожена и отлично охранялась. Постороннему проникнуть за ограждение было практически невозможно. На его памяти не было ни одного случая. Ни одной попытки. А память его насчитывала уже семь лет. Семь лет, как они с друзьями создали этот клуб.

Их на тот момент было трое – состоявшихся сорокапятилетних мужиков. Он, Серега Ширин и Виктор Игнатьев. Все ровесники, однокурсники, друзья. Их на тот момент осталось трое.

Стас Мишин несколько раз провел ладонью по лицу, словно умывался. Так он пытался избавиться от наваждения, посещающего его всякий раз, когда он смотрел сквозь стекло на лесной массив, едва угадывающийся в густом тумане. От того места, где он сейчас стоял, до леса было чуть больше трех километров. Три километра и двести семнадцать метров, если быть точным. И, конечно, из окна с такого расстояния он не мог увидеть ничего такого. Но почему-то видел. И даже слышал голоса. И когда его посещало это, он снова и снова жалел, что затеял свой спортивный бизнес рядом с этим местом. Поддался на уговоры своих друзей, как всегда. И пожалел. Такое уже случалось. Из них троих он был самым слабым. Самым ведомым.

Он мотнул головой и отошел от окна. Кофе, нужно выпить кофе, срочно. Крепкий, как он любит. Такой крепкий, что начинало шуметь в ушах и гулко бухало сердце. Это отвлекало.

Он зарядил капсулу в кофеварку. Подставил маленькую стеклянную чашку. Нажал кнопку. Через минуту уселся с чашкой крепкого и черного, как ночь, кофе в дальнем углу длинного кожаного дивана, стоявшего вдоль стены напротив двери в кабинет.

Через десять минут приедет Сергей. Виктор через десять минут после него, загадал Стас Мишин. Если произойдет именно так, то все будет хорошо. Не случится ничего из того, чего он особенно сильно опасался.

А опасался он осложнений. В любом деле, в любом проявлении. Чаще всего так бывало, если все инициировал Виктор. Сейчас был именно такой случай. Виктор организовал их встречу, сказав, что дело очень важное и просрочки не терпит. И голос у него при этом был такой…

Такой противный, вибрирующий. При этом Виктор отвратительно затягивал гласные, и это было еще одним скверным признаком.

С улицы раздался тяжелый гул мотора подъехавшего внедорожника. Стас скорбно сморщился. Виктор приехал первым. Хлопнула дверь, потом вторая. Друзья на одной машине? С чего вдруг? Он с сожалением глянул на дно опустевшей чашки. Доза кофе для подобной встречи оказалась мизерной.

Сергей мог приехать с Виктором, не сев за руль своей машины, только по одной-естественной причине – он был пьян. А если он пьян, то единомышленника в нем не найти. Виктор, что бы там он ни задумал, быстро сломит его сопротивление и склонит на свою сторону. Стас останется в меньшинстве.

Дощатый пол длинного коридора перед кабинетом загудел от тяжелых шагов. Стас безошибочно угадал энергичную походку Виктора и заплетающуюся поступь Сергея. Все верно – друг пьян.

Он поставил опустевшую стеклянную чашку на подлокотник дивана, уставился на дверь. Через мгновение она распахнулась.

– Ты так смотришь на меня, словно заранее готовишься к концу света, – скривил тонкие губы Виктор, протягивая ему руку. – Здорово, дружище.

– Привет.

Стас вяло пожал протянутую ладонь. Перевел взгляд на Сергея.