Отяжелевшее тело медленно полезло из грязи. Она задыхалась, но тянула и тянула на себя спасительное лассо. В какой-то момент она почувствовала, что лежит на твердой земле, а еще через несколько минут поняла, что руки ее упираются в ствол дерева. Она перевернулась на спину, ощупала почву вокруг себя, для верности потыкала в нее пальцами. Трава. Сучки. Кажется, мох. Она на земле. И как только она это поняла, она уснула. Или потеряла сознание.

Очнулась, видимо, от жуткого зуда, сводившего судорогой ступню и локоть. Или оттого, что наступил день, и грело солнце. Или оттого, что жутко хотелось пить.

Она опустила глаза и осмотрела всю себя.

Боже! То, на что она была похожа, обычно показывали в фильмах ужасов. Она их не смотрела, случайно натыкалась на отрывки, перещелкивая каналы на громадном телевизоре в квартире ее дочери.

О господи! Дочка! Светка! Она же наверняка с ума сходит. Рыдает и проклинает себя за то, что отпустила сумасбродную мать одну в это дикое запущенное место. И ее муж – Артур – впервые с ней не спорит. А спорить со Светкой он любил. По любому поводу и без повода. Просто, может, затем, чтобы позлить ее. А может, потому, что не любил ее ни черта.

Прожив с ними под одной крышей полгода, Екатерина Семеновна пришла к неутешительному выводу: брак дочери не удался. Он рассыпался, трещал по швам. И не потому, что кто-то из этих двоих был плохим. Просто они были разными. Они попросту не подходили друг другу. Ситуация часто выходила из-под контроля, и дети принимались тихо ненавидеть друг друга, скандалить, рычать. И ей приходилось их сдерживать, приходилось держать ситуацию под контролем. И вовремя уводить кого-то из них двоих в сторону.

Интересно, как дела обстоят теперь? Сплотило их общее несчастье?

То, что Артур будет переживать за тещу, то есть за нее, она почти не сомневалась. Они ладили между собой.

Как Артур теперь со Светой? Нашел ли подход, сумел ли проявить сочувствие? Рядом ли он с ней или удрал в гараж, к своему железу?

Екатерина Семеновна тяжело задышала от страшной жалости к детям, к себе самой. Того и гляди расплачется. А плакать нельзя. Организм и без того обезвожен. Каждой каплей следовало дорожить.

Она принялась осматриваться. Слева и справа, впереди, сзади – повсюду болото. Повсюду грязная, странно колышущаяся вода с редкой порослью осоки и кочками, покрытыми мхом. Заросли кустов чуть в стороне. Казалось, нет конца и края этому водоему, похоронившему ее подругу Марию. Как они могли угодить в самое сердце страшной трясины?! Как пробрались так далеко в глубь болота, даже об этом не подозревая? Они же не чувствовали воды под ногами, когда шли. Они точно шли по суше. А потом по очереди оступились и сразу провалились по самое горло.

То место, которое спасло ее, было небольшим участком суши, приблизительно пять на пять метров. Ствол кривой березы, на который она сейчас опиралась, два полусгнивших пня, густая трава, мох, сухие сучья. Она подтянула повыше колени. Далось с трудом. Грязь, засохнув, превратилась в панцирь. Надо как-то от этого избавляться. Попыталась встать, опираясь спиной о ствол березы. Ноги тряслись, она задыхалась от слабости, перед глазами плыло, но встать получилось. Она повернулась лицом к шершавому стволу, обхватила его руками и затихла.

Надо было возвращать утраченные силы. Надо было научиться твердо стоять на ногах. Избавиться от головокружения и тошноты, без конца подкатывающей к горлу. Видимо, нахваталась болотной жижи, когда боролась за свою жизнь, и теперь желудок ее пытается вернуть. Этому тоже нельзя было позволить произойти, иначе обезвоживание наступит сто процентов.

Екатерина Семеновна выглянула из-за ствола березы. И сразу зажмурилась.

Ей почудилось?! Ей почудилось или нет?! Там точно тропа? Едва заметная, хорошо натоптанная, петляющая между кочек и зарослей осоки тропа. Видимо, по ней они и шли ночью с Машей. Шли друг за другом, пока тропа не оборвалась в метре от островка, который ее спас. Тропа оборвалась, и они провалились в болото. И Маша утонула. А ее спасло…

Кстати, а что ее спасло?

Екатерина Семеновна отстранилась от ствола березы и принялась его осматривать. Если что-то и было, то это должно было быть привязано к стволу. Но ничего не было! Ничего вообще, даже нитки! Тогда что?! Что ее спасло? Или кто?! Или тут был кто-то еще, и этот кто-то наблюдал за тем, как они барахтаются в болотной жиже, пытаясь спастись? Маша утонула, а ей был брошен тонкий трос, за который она ухватилась и благодаря которому выжила.

Но кто?! Кто это мог быть?!

Мысли роем закружились в голове, жаля, жаля, жаля.

Следовало начать с самого начала. Следовало вернуться к истокам этой беды.

С чего все началось? С чего начался их поход? С того, что Маша позвонила ей в четверг вечером и принялась сокрушаться о судьбе своего старого приятеля Ивана Митрофановича. Будто он неделю назад решил принять участие в каком-то сомнительном мероприятии, благодаря которому разбогатеет. Екатерина Семеновна слушала вполуха. В этот момент на кухне ее дочь и зять затеяли какой-то очередной нелепый спор, и ей надо было не упустить момент и вовремя вмешаться. Пока еще этот спор не перешел в серьезную перепалку. А Маша все ныла и ныла. А спор на кухне разгорался. И тогда она, чтобы отвязаться от нытья подруги, взяла и необдуманно пообещала:

– Что ты так переживаешь? Поедем и разыщем твоего Ивана.

– Правда, Катя! – ахнула Мария. – Правда, ты поможешь мне?

– Конечно, помогу. А куда надо ехать?

Ответ она почти прослушала. Ей вдруг почудилось, что на кухне что-то разбилось. И переполошившись, что ее зять и дочь принялись бить посуду, разговор с подругой она свернула. И поспешила к детям. И принялась шутить, рассказывать какие-то бородатые анекдоты. Они осторожно посмеивались. Света подбирала осколки стакана. Артур лущил кедровые орешки. Потом они сообща принялись хлопотать, готовя ужин.

Плохой мир, который лучше все же любой доброй ссоры, воцарился. И про Машу, вот что странно, она совершенно позабыла. А та в пятницу снова позвонила и снова пристала. И повела свой рассказ уже с подробностями. И рассказ этот, конечно же, не мог не заинтересовать Екатерину Семеновну.

И субботним утром она отправилась с ней в заказник, чтобы найти Ивана Митрофановича Супрунова, решившего разбогатеть на старости лет.

– Ты хоть понимаешь, Маша, насколько авантюрен этот человек? – ворчала Екатерина Семеновна воскресным утром.

Накануне они заблудились, и ночь провели в лесу.

– Он несчастный и одинокий человек, – вяло возражала подруга.

– Он авантюрист! – фыркала она, отмахиваясь веточкой от комаров. – Поэтому на старости лет остался без жилья, без заработка и приличной пенсии. Ну и без семьи.

– Его жена была шлюхой! – взвизгнула Маша. – Я же рассказывала тебе.

– А тебе рассказывал он, не так ли. – Екатерина Семеновна скептически ухмылялась. – Рассказывал свою версию. Но есть ведь и другая. И кто знает, какая из сторон в их семейной истории оказалась пострадавшей.