— Понимаю.

— А теперь два момента, которые нас очень волнуют. Первый —это ваш полковник Горохов. Я сказал, что он успел поговорить с группой, и этодействительно так. Но вы знаете, что он им сказал?

— Сказал, что это провокация?

— Нет. Сказал, что это настоящее фото.

— Что? — попытался подняться Александр Никитич. — Как этонастоящее? Вы и его… Он работает на вас?

— В том-то и дело, что нет. Но он приходит к группе и вприсутствии всех офицеров заявляет, что фотография настоящая. Заметьте, что вполовине девятого, когда к нему ворвался подполковник Звягинцев, онкатегорически все отрицал. А через полчаса вдруг признает, что фотографиянастоящая. Если учесть, что мы с вами сами приказали сделать этот фотомонтаж,то подобное признание не просто интересный факт. Это настолько невероятный инепонятный ход, что он заставляет нас думать, что, кроме нас, в игру вступилеще кто-то.

— Но это невозможно, — развел руками гость. — О Скрибенко иЛипатове не знал никто, кроме нас.

— Может, кто-то из ваших людей проболтался? Или работает надругую сторону?

— Нет. Обо всем знал только я один.

— Тогда вам и нужно узнать, почему Горохов сделал такоепризнание.

Почему фотографию, которая была смонтирована для егокомпрометации, он признает за настоящую. Какова его цель?

— Я узнаю, — решительно сказал гость, — я все узнаю.

— И второе. Спецназовцы сегодня ночью проявили непонятнуюактивность.

После того как перебили всю группу, они отправились к бывшейсожительнице Коробкова, сообщившей о его появлении. Хорошо еще, что мы успелиувезти эту дуру за пять минут до появления сотрудников милиции. Но оставлятьквартиру мы не могли. Это была конспиративная квартира, и они могли догадаться.Мы бы не успели все вывезти за пять минут. Дело закончилось тем, что там былустроен небольшой фейерверк и двое сотрудников спецназа погибли. Вы еще и обэтом тоже не знали?

— Не знал, — испуганно шевельнул губами Александр Никитич.

— С этой минуты вы будете заниматься только этим делом. Янадеюсь, вы понимаете меня правильно? Его гость тяжело кивнул головой. Он всталсо стула и слушал слова сидевшего молодого человека как приговор.

— Мы не можем завалить порученное нам дело, — неумолимопродолжал молодой человек, — ваша задача выяснить, почему так повел себяполковник Горохов. И несколько остудить пыл спецназовцев. И самое неприятное:они уже догадываются, что вся затея с деньгами — одна большая провокация. Нопока не знают, против кого и во имя чего она затевалась. Если они и дальшебудут суетиться, нам придется продумать комплекс других мер.

— Они не оформили деньги? — внезапно оживился АлександрНикитич. — Может, стоит зацепить их за это нарушение?

— Это мы оставим на крайний случай, — рассудительно сказалмолодой человек, — я еще не сказал вам, что после того, как погибло стольколюдей, приехал сам Кочетов. А они даже ему не показали денег и не взяли егосанкции на обыск в доме Скрибенко. Но это все оставим на крайний случай, еслимы не сможем остановить их своими силами. Но пока ситуация еще под нашимконтролем.

— Кочетов тоже там был? — почти простонал Александр Никитич.

— Он приехал скандалить, — успокоил его молодой человек, —он в любом случае не союзник Звягинцева и его людей. Но мы не думали, что всетак сложится. Сейчас важно, чтобы они вышли на Липатова и после этого свернулибы свою деятельность. Пусть поиском связей Липатова и Скрибенко занимаютсяследователи прокуратуры.

— Погибла вся группа Коробкова?

— Почти вся. Один ранен и в больнице. Судя по всему, онможет не дожить до завтрашнего утра. А это нас никак не устраивает. Мы ведьрассчитывали, что они останутся в живых и расскажут о том, почему Скрибенкопринес им деньги.

— Может, он еще выживет, — несмело предположил гость.

— А кто ему поверит без самого Скрибенко? Да еще этафотография, найденная так не вовремя. Одно дело, если бы ее нашли потом, вовремя следствия, тогда Горохов не успел бы ничего рассказать. Совсем другое,когда ее нашли теперь.

— Я все понял, — сглотнул Александр Никитич, — я не уйдусегодня из кабинета, пока не разберусь с этим вопросом.

— Мне так и передать?

— Да, да, конечно. Так и передайте. — Гость выдохнул воздухи, повернувшись, пошел к вешалке. Взяв плащ, он долго надевал его, не попадая врукава. И, уже подойдя к входной двери, вдруг повернул обратно. Молодой человекпо-прежнему сидел за столом.

— Я хотел спросить, — нерешительно начал Александр Никитич,— откуда вы так знаете все подробности сегодняшней ночи? Откуда вы знаете, чтоговорил Горохов членам группы Звягинцева?

Молодой человек усмехнулся и, глядя в глаза гостю, спросил:

— А как вы думаете?

— У вас есть там свой человек, — понял Александр Никитич.Молодой человек смотрел ему в лицо, по-прежнему нагло усмехаясь.

— До свидания, — кивнул гость, выходя из гостиной.

«Интересно, — подумал он уже в кабине лифта, кто из людейЗвягинцева мог так полно их информировать?»

— Это невозможно, — пробормотал чиновник, в ужасе хватаясьза сердце. — Вы не понимаете, что здесь работают ответственные работникиКабинета Министров.

Я не могу позвонить Липатову. Это грубое нарушениесубординации.

Почему они все такие пугливые, эти ответственные сотрудники?Честное слово, самые большие трусы на свете — это высокопоставленные чиновникии политики, больше всего в жизни боящиеся проколоться и слететь со своихпостов.

Петрашку повернулся к хозяину кабинета.

— Перестаньте, — сказал он, возьмите себя в руки. Как пройтик Липатову?

— Но вас туда не пустят, — взмолился чиновник, — вы непонимаете. У нас существуют свои порядки. Я просто не могу ему сам позвонить.

Петрашку посмотрел на женщину. Она пожала плечами.

— Он прав. У нас не принято звонить высокому начальству.

— Всегда бывают исключения, — резонно возразил Ион, — аможет, вы позвоните Липатову?

Чиновник охнул, но благоразумно промолчал.

— Если это действительно нужно…

Я сколько раз убеждался, что бабы храбрее мужиков. Особеннов таких вопросах, когда нужно рисковать не своей жизнью, а карьерой. Длячиновников жизнь синоним карьеры.

— Это не просто нужно. Сейчас важна каждая минута.