— Еще какие-нибудь подробности можете вспомнить?

— Я вспомнил: она ведь была подружкой Коробка. Но за негодержалась крепко. Никогда не выдавала, хотя я и грозился, и денег предлагал. Уних там особая любовь была.

Звягинцев переглянулся с Хониновым.

— А вот другому нашему сотруднику она Коробкова выдала.Вернее, выдала его местонахождение, — сообщил подполковник.

— Ты смотри, как дело повернулось, — удивился майоруголовного розыска, — значит, крепко он ее обидел, если она на такое решилась.А вы его взяли?

— Нет. Он оказал сопротивление и был убит.

— А она как же?

— А ее мы пока не можем найти. Я думал, вы знаете, где онаобычно бывает.

— Не знаю. Может, к сестре поехала, — предположил Тишин, —подруг я не замечал. Но знакомые мужчины были. Вы в гостинице «Украина»смотрели? Она раньше любила туда ходить. — Звягинцев кивнул Хонинову, и капитанвышел, чтобы отдать указание. В кабинете остались только Звягинцев и Тишин. Нов соседний кабинет, где никого не было, неожиданно вошел один из сотрудниковЗвягинцева.

Он набрал номер телефона и быстро сообщил:

— У нас Тишин, инспектор, работавший с Метелиной.Рассказывает, что она любила бывать в гостинице «Украина» и у нее была сестра вТвери.

— Больше ничего?

— Нет. Больше ничего.

— Если что-нибудь случится, звони, — посоветовал все тот жеголос и отключился.

Как только нам сказали, что Липатов умер, мы сразу побежалинаверх.

Капитан стоял как замороженный, словно умерший был егоблизким родственником.

Слава Богу, крови нигде не было. Умерший лежал прямо вкостюме на широкой двуспальной кровати лицом вниз. Ион подошел и потрогал егошею.

— Мертв, — сказал он, взглянув на меня. За ним в спальнуюкомнату вошла женщина.

— У него, наверно, разрыв сердца, — довольно спокойносказала она.

Видимо, за годы службы она привыкла к подобным инфарктам.Отчего умирают высокопоставленные чиновники? Конечно, от инфарктов. От чегоумирают шахтеры или рабочие? В основном от язвы желудка. Эти две болезни —самые социальные болезни в нашем обществе. И дамочка, которая работала стольколет на правительственных дачах, привыкла видеть инфаркты своих хозяев, которыераньше наверняка случались еще чаще, чем в наше время. Ион перевернул умершегона спину. В его широко открытых глазах застыл ужас. Неужели так умирают отинфаркта? Ион поднял его руку: на запястье Липатова были характерные синяки,как будто руку держали силой. И след от укола. Ошибиться было невозможно. Яподошел ближе. Этим объясняется выражение ужаса на лице умершего. Его убили.

Ему вводили насильно какое-то лекарство. В спальную комнатувошел капитан, и Ион, застегнув рубашку на запястье убитого, отпустил его руку.Капитан посмотрел на мертвеца.

— Это из-за машины, — вдруг сказал он, строго глядя на нас,— наверно, он сильно переживал.

Нужно быть полным идиотом, чтобы в таком доме говорить омашине. У погибшего наверняка хватало средств, чтобы купить какой-нибудьсредний автомобильный завод в Америке или в Европе.

— Михалыч, кажется, был прав, — задумчиво сказал вдруг Ион.Я, еще не совсем врубаясь в его мысли, растерянно киваю головой. Женщинаподходит к телефону и вызывает «скорую помощь».

— Вы можете сообщить о машине его семье, — строго говоритона, давая понять, что мы можем уйти. Капитан согласно кивает головой и пятитсяк двери.

Он явно побаивается эту особу. Мы идем следом. Ах, какхочется провести обыск на этой даче, как много интересного мы могли бы здесьнайти. Но это уже полная фантастика. Во-первых, нам никто не разрешит.Во-вторых, на это нужна санкция прокурора, который ее не даст, а если и даст,то пришлет своих сотрудников.

Спецназовцы не проводят обысков на правительственных дачах,за исключением тех случаев, когда этого хочет само правительство. И наконец,в-третьих, нам нельзя долго задерживаться в этом доме и нужно побыстрее всерассказать в группе. Мы выходим к машине.

— Вы уезжайте, — строго говорит капитан, — я останусь здесь.

И он садится за руль, и мы доезжаем до поворота. Когдамашина уже не видна с дачи. Ион останавливает автомобиль и спрашивает:

— Ты что-нибудь понял?

— Только то, что его убили.

— Нет, я про слова Михалыча. Он говорил, что все былоразыграно специально. Специально для того, чтобы мы попались на какую-тоуловку. Эта смерть очень похожа на такую уловку. Внешне он как будто получилинфаркт, но на самом деле ему ввели какое-то лекарство. Учитывая, что онзанимает очень большой пост, медикам могли не разрешить делать вскрытиеродственники умершего.

Тогда убийцы принесли его в спальную комнату и положилитаким образом, чтобы, перевернув Липатова на спину, любой дилетант, даженачинающий следователь, сразу бы обнаружил синяки на правой руке и места отукола. Зачем нужно было так сжимать ему руку? И самое главное, почему они незастегнули рубашку на его запястье, словно подчеркивая его насильственнуюсмерть.

— Ты становишься детективом, — пошутил я, но Петрашкуотмахнулся.

— Какой, к черту, детектив, — в сердцах сказал он, — Михалычправ, Никита, нас явно кто-то использует. Кто-то постоянно нас опережает. — Онпосмотрел на меня:

— Нужно вернуться на дачу.

— Это опасно, — покачал я головой, — сейчас там будет многолюдей, и нас могут засечь.

— В любом случае нужно попытаться, — задумчиво сказал он, —я должен постараться попасть в его кабинет. Он, наверно, на первом этаже.

— А если на втором?

— Не знаю. Но попытаться стоит. Ты жди здесь. Сиди в машинеи жди. Я постараюсь быстро вернуться.

Ион вышел из автомобиля и углубился в лесной массив. Япересел за руль.

Ион прав, происходит нечто непонятное. Почему все событиязавязаны на нашей группе? Какие деньги должен был получить Коробков отСкрибенко? Для чего? Я чувствовал, как начинает болеть голова. Этот день мызапомним на всю жизнь.

Правильно говорят, понедельник день тяжелый. Ионотсутствовал уже около пятнадцати минут, и когда я решил идти ему на помощь, тоувидел, как он бежит по аллее.

— Заводи мотор! — кричал он громко, и я, рассчитав всеточно, рванул как раз в тот момент, когда он плюхнулся на заднее сиденье. Издачного поселка мы выехали через две минуты, почти не задержавшись у ворот.