– А вы приезжайте и посмотрите на этот дом через парумесяцев – и тогда поймете, – ответил он, прекрасно сознавая, что еговесьма скромное состояние едва ли могло произвести большое впечатление на этогочеловека.

В конце концов, Майкл не настолько глуп. Что такое пара егомиллионов, пусть даже вложенных в акции высокодоходных компаний, в сравнении снаследием Мэйфейров? Нет, речь шла совсем о другом: о, так сказать, некоторыхгеографических особенностях Нового Орлеана. Ему просто вежливо давали понять,что для них он, несмотря ни на что, остается человеком, выросшим по другуюсторону от Мэгазин-стрит. Да, это правда, и в его голосе до сих порпроскальзывает акцент, свойственный обитателям Ирландского канала, но Майклслишком долго прожил на западе страны, чтобы придавать значение подобныммелочам.

Они прогуливались по недавно подстриженной травяной лужайке.Молодые кустики самшита, зеленые и аккуратно подрезанные, росли по всему саду,но теперь только там, где положено. Цветочные клумбы были разбиты всоответствии с замыслом садовников прошлого века, а во всех четырех углах двораустановили миниатюрные греческие статуи.

В целом территория вокруг особняка постепенно приобреталаклассический вид, полностью отвечавший первоначальному плану. Удлиненныйвосьмиугольник лужайки повторял форму удлиненного восьмиугольника бассейна.Правильные квадраты каменных плит образовали ромбовидный рисунок, балюстрады изизвестняка делили внутренний дворик на прямоугольные участки и обрамлялипрогулочные дорожки, которые сходились или пересекались под прямыми углами, нетолько в саду, но и вокруг особняка. Старинные решетки для вьющихся растенийотремонтировали и выпрямили – теперь они вновь гордо возвышались по обе стороныот ворот. Великолепную ажурную ограду освободили от ржавчины и заново покрыличерной краской, отчего ее мастерски выполненные причудливые завитки и розеткизаблестели и словно ожили.

Сад совершенно преобразился: ветви мирта и глянцевые листьякамелий, розы и гиацинты засверкали всеми своими красками, каждое дерево,каждый цветок тянулись к безоблачному небу и солнцу.

В два часа дня Роуан и Майкл встретились с Беатрис, чтобыобсудить предстоящую свадьбу. В огромной розовой шляпе и квадратных очках всеребряной оправе Беатрис выглядела очень эффектно и торжественно, но, услышав,что Роуан собирается назначить дату церемонии на следующую субботу, разволновалась.

– Менее двух недель! – воскликнула она. –Нет, это невозможно!

Неужели Роуан не понимает, что времени на подготовку совсемне остается, а церемония бракосочетания и все остальное должны бытьорганизованы как полагается. Ведь эта свадьба так важна для всего семейства, ина ней наверняка захотят присутствовать очень и очень многие Мэйфейры, в томчисле и те, кто живет, скажем, в Атланте или Нью-Йорке. Беатрис привела ещекучу доводов и в конце концов заявила, что раньше конца октября ничего не получится.К тому же родственникам будет невероятно интересно увидеть обновленный послереставрации дом на Первой улице, а потому было бы хорошо максимально завершитьработы и в нем.

Роуан пришлось согласиться. Ничего, решила она, они сМайклом могут немного потерпеть, тем более если такая отсрочка позволит импровести в особняке не только первую брачную ночь, но и торжественный прием.

Майкл тоже поддержал такую идею: она давала ему еще почтивосемь недель на обустройство дома. За это время они несомненно успеютзавершить реставрацию первого этажа и, скорее всего, большой спальни наверху.

– Тогда у нас получится двойной праздник. Великолепно,правда? – Беа была в восторге. – Ваша свадьба и второе рождениеособняка. Дорогие мои, вы даже не представляете, как все будут счастливы!

Сомнений в том, что приглашения следует послать всем безисключения Мэйфейрам, не было. Беатрис достала из сумочки список фирм,специализирующихся на обслуживании банкетов и свадебных торжеств, попутноприкидывая, что разместить на Первой улице приблизительно тысячу гостей несоставит труда. Нужно будет только натянуть тенты над лужайкой, бассейном иплощадкой вокруг него. Роуан и Майклу не о чем беспокоиться, говорила она. Всепройдет хорошо. А детишки даже смогут поплескаться в воде.

Ах, словно вернутся старые добрые времена! Как при Мэри-Бет.Роуан, наверное, стоит взглянуть на фотографии, сделанные еще при Стелле – наее последних вечеринках.

– Мне кажется, будет здорово, если мы соберем всефотографии и во время приема устроим что-то вроде выставки, – заметилаРоуан.

– Прекрасная мысль! – воскликнула Беатрис, а потомповернулась к Майклу и дотронулась пальцами до его руки. – Мой дорогой,теперь, когда вы уже почти член нашего семейства, могу я задать вам одинвопрос? Скажите, почему вы постоянно носите эти ужасные перчатки?

– Потому что, стоит мне коснуться кого-нибудь, яначинаю видеть разные вещи, – не задумываясь ответил он.

– О, как интересно! – В огромных серых глазахБеатрис вспыхнул огонек любопытства. – А вам известно, что такой жеспособностью обладал и Джулиен? Так мне, во всяком случае, говорили. Кстати,Мэри-Бет тоже. Потрясающе! Дорогой, вы позволите? Прошу вас! – С этимисловами она чуть сдвинула с его запястья перчатку. Кончики миндалевидныхухоженных ногтей слабо царапнули Майкла по коже. – Ну пожалуйста! Можно?Вы не против? – В следующее мгновение она уже сдернула с его руки перчаткуи с победной, но при этом совершенно невинной улыбкой подняла ее над головой.

Майкл не шелохнулся. Он остался сидеть с вытянутой,повернутой ладонью вверх рукой и только слегка согнул пальцы. Беатрис накрылаего ладонь своей и вдруг крепко сжала. На Майкла буквально обрушился потокразрозненных, никак не связанных между собой образов. Однако они промелькнулитак быстро, что он не успел увидеть хоть что-то определенное – уловил толькообщую атмосферу свежести, ясности и солнечного сияния.

«Невиновна. Она не из их числа», – пронеслось у него вголове.

– Так что же вы увидели? – нетерпеливо спросилаБеатрис.

Смысл ее слов не сразу дошел до Майкла.

– Ничего, – ответил он наконец. – А этохороший признак, безоговорочно означающий, что все у вас будет в порядке.Ничего плохого я не увидел – ни печали, ни горя, ни болезней… Ни-че-го.

И в общем-то, он сказал ей правду.