— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Мне все время хочется извиниться.

У нее полились слезы, они катились по щекам, на рубашку. Остин не хочет жениться, пусть даже временно. Тем более ему не нужен ребенок. Всего желанней для него свобода.

Увидев ее боль, он подошел к ней, подхватил на руки и отнес к кровати. Сел сам и посадил ее себе на колени.

— Так бывает, Брук. Ты не виновата. И я тоже.

Прошло время. Может быть, пять минут, может, целый день. Остин держал ее в своих объятиях, это успокаивало, при этом дико возбуждало. Брук чувствовала, что он тоже возбужден. Находясь в его руках, она ощущала, что справится с любым препятствием на своем пути. В то же самое время он заставлял ее желать того, что опасно для душевного спокойствия.

Сейчас она явно ощущала, что он хочет ее физически, даже захотелось раздеть его и предаться страсти, не думая о будущем.

Вместо этого она соскочила с его коленей и встала, вытирая слезы, чтобы не усугублять ошибку. Одно она знала наверняка.

— Понимаю, что существуют разные варианты, но я хочу этого ребенка. Может быть, «хочу» — неверное слово. Я несу ответственность за этого ребенка. Я пошла в бар, чтобы сделать глупость. Теперь вот беременна. Так что разберусь с последствиями сама.

— Ребенок изменит все в твоей жизни, — насторожился Остин. — Пройдет уйма времени, прежде чем ты сможешь совершить долгую поездку в Европу для посещения художественных галерей и учебы в магистратуре.

В его словах была чудовищная истина, и от этого у нее все внутри сжалось.

— Да. Но эта эгоистичная мечта вполне может подождать своего воплощения.

— Я обеспечу ребенка материально. Тебе не нужно будет беспокоиться о деньгах.

Она поморщилась.

— Я ценю твою готовность помочь, но, если получу наследство, необходимость в этом отпадет. Предполагаю, беременность склонит чашу весов в мою пользу. Мои родители не любят детей и не захотят, чтобы я жила с ними, поэтому, думаю, у них не останется выбора, кроме как отдать мне то, что мое по закону.

— Я видел твою мать, Брук. Ты наивна. Напротив, они постараются использовать ребенка, чтобы контролировать тебя. Увы, ситуация не стала лучше. Она только ухудшилась.

Он излучал мрачную уверенность, и она поняла, что это так.

— Я не думала об этом в таком ключе.

Остин встал и зашагал по номеру, засунув руки в карманы.

— Мы пройдем через это.

— Мы. — Брук чувствовала себя в роли актрисы в очень плохой пьесе.

Он бросил на нее тяжелый взгляд, его лицо было изрезано морщинами, и можно только предполагать, какие эмоции бушевали у него внутри.

— Мы, — повторил он решительно. — Мы теперь семья, Брук. Не важно, хотели ли мы ею становиться или нет. Наш единственный путь — двигаться вперед. Ты сделала мне предложение. Я говорю «да».

— Это не твоя проблема, — настаивала Брук. — Это мой ребенок.

Он в напряжении остановился перед ней почти вплотную, внезапно расслабился. Легкая усмешка тронула его губы.

— Извини, дорогая. Так не пойдет. Тогда в постели нас было двое.

— Но ты ведь не хочешь здесь оставаться. Ты планировал пробыть в Ройале максимум пару месяцев.

Он провел рукой по ее волосам, притянул к себе и нашел ее губы своими губами, лениво поцеловал.

— Я изменю планы. Некоторым женщинам беременность дается легко. Но многим нужен кто‑то рядом. Я буду тем, кто позаботится о тебе, поддержит в этот непростой период.

Поцелуи Остина всегда были разными. То нежными, доводившими до сладкой неги, то жгучими и страстными, заставлявшими дрожать от наслаждения. Сегодняшний поцелуй оказался чем‑то средним. Он давал уверенность, что все будет хорошо.

Брук прислонилась щекой к груди Остина, чувствуя, как стучит его сердце. Даже сама перспектива заполучить Остина заставила ее душу петь.

— Я не могу принуждать тебя к этому.

— У тебя нет выбора, — ухмыльнулся он.

Какой же он сильный, теплый, такой надежный. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько спокойной и защищенной.

Но разум кричал, что это мираж, и следует быть осторожнее. Да, Остин очень добр к ней, благороден. Но он из тех мужчин, которые совершают правильные поступки по отношению к любой женщине. И это не значит, что он не сможет разбить ей сердце.

Она отстранилась, ощущая потребность отгородиться, чтобы оставаться сильной.

— Завтра я поговорю с родителями. Если они согласятся отдать мне наследство, у нас с ребенком появится собственный дом. Тогда не придется вовлекать тебя в мои проблемы.

Остин, усмехнувшись, покачал головой.

— Я уже вовлечен по самую шею.

Она вдруг почувствовала слабость в коленях. Сделала два шага в сторону кровати, села на нее.

Остин внимательно посмотрел на Брук.

— Что случилось?

— Ничего, правда. Просто голова немного кружится, но сейчас все пройдет.

Он скрестил руки на груди.

— Хочешь остаться здесь до утра? Я могу купить все, что нам нужно, в соседнем магазинчике.

Практически невозможно отказаться от заманчивой перспективы провести ночь с Остином, пусть даже в этом непривлекательном номере. Так легко представить, как они будут заниматься любовью всю ночь и проснутся обнаженными в объятиях друг друга.

У нее перехватило дыхание.

Взгляд Остина сузился.

— Ты уверена, что все в порядке? Ты покраснела.

— Я в порядке.

Если она собирается стать матерью, пора начинать принимать зрелые решения.

— Мы не можем здесь остаться. Завтра мне нужно быть в клубе, поработать над росписью. А до этого придется встретиться с родителями, сообщить им новости.

— Неужели ты не хочешь дать себе время привыкнуть к новому положению? Ты сильно шокирована, Брук.

— Я не могу допустить, чтобы это висело у меня над головой как дамоклов меч.

Он медленно кивнул.

— Справедливо. Тогда знай, ты не в одиночестве. Я буду с тобой, когда ты расскажешь им все.

Она запротестовала, представив, какая буря разразится.

— О боже, нет. Это ужасная идея. Я не собираюсь рассказывать им о тебе.

— Не глупи. Мы уже выяснили, что я могу противостоять твоей матери. Кроме того, рано или поздно правда выйдет наружу.

Несмотря на скептицизм, она кивнула, соглашаясь.

— Если ты настаиваешь. Только потом не говори, что я не предупреждала.

Остин отвез Брук домой. Высадить ее у родительского дома оказалось сложнее, чем он ожидал. Он уже чувствовал, что она принадлежит ему, поскольку собирается стать матерью его ребенка. Это много значит.