Екатерине. В октябре 1729 г. Петру исполнилось 14, и его принялись обрабатывать, что надо провозгласить его совершеннолетним, да и династию упрочить. Вступить для этого в брак. Ну а Екатерина – лучшая невеста, сестра его вернейшего друга. Хотя у Ивана был и собственный, запасной вариант привязаться к правящей династии. Царю он забросил идею, как будет благородно, по-рыцарски, двум почти побратимам жениться вместе. В качестве жениха он стал навязываться к Елизавете. Опять наседал, угрожал монастырем. От перспективы получить такого мужа царевна была в ужасе. Искала защиты у Остермана, перестала выезжать в Москву. Дожимать Иван не рискнул. Боялся, как бы у Петра не взыграла старая любовь – это могло и планы родственников порушить.

А царя уговорили. 30 ноября 1729 г. в Лефортовском дворце, где он жил, состоялось обручение. Екатерина получила титул «ее высочества государыни-невесты», ее отцу добавились обширные имения, 12 тыс. крепостных «душ». Торжествующие Долгоруковы спешили довести дело до конца. Помешали только Рождественский пост и Святки. Венчание назначили сразу после них, 19 января 1730 г. Об этом широко оповестили, и в Москву на царскую свадьбу стали съезжаться дворяне со всей страны.

Помешать пытались Остерман с Елизаветой. В начале января сумели тайно увидеться с Петром, уговаривали отказаться от брака. Вице-канцлер рассказывал о казнокрадстве его «друзей». Царевна дополняла жалобами, что Долгоруковы отвратительно к ней относятся. Однако приготовления к свадьбе продолжались. Шел ли царь на поводу у Долгоруковых? Или замышлял для них неприятный сюрприз в последний момент? Юноша был скрытным, искусством лицемерия владел превосходно. А очевидцы отмечали, что он стал обращаться с невестой прохладно.

Но какой выбор он сделал, вскоре потеряло значение. Петр заразился оспой. 18 января его состояние признали безнадежным. И тут уж залихорадило Долгоруковых. Все, чего они добились, рушилось! Ухватились за идею: провозгласить наследницей невесту. Даже из родственников не все поддержали, фельдмаршал Василий Долгоруков такой вариант разбранил. Но остальные сочинили соответствующее «завещание» Петра. Озаботились лишь, придет ли в сознание, чтобы подписать? Похвастался Иван: он умеет подписываться за царя, делал для самого Петра, руку не отличишь. Составили два экземпляра завещания. Один Иван подмахнул, а со вторым отправился к постели государя. Если очнется, то и уговорить, поставить подпись при свидетелях. Но Петр лежал в беспамятстве. Перевалило за полночь. Настало 19 января, объявленный день свадьбы. Юноша вдруг открыл глаза. Сказал только одно: «Запрягайте сани! Еду к сестре Наталье!» И дыхание прервалось – умчался к сестре…

Глава 8. Революции и поэзия

Анна Иоанновна разрывает «кондиции»

Зная, что царь умирает, в Лефортовском дворце собрались высшие чины государства. И вот тут за дело взялся Дмитрий Голицын. В своих замыслах изменить устройство России он не был одиночкой. У него имелся теневой кружок помощников, а главным советником являлся президент Коммерц-коллегии Фик, выходец из Гамбурга. Вероятно, он был масоном, как и Голицын – к религии князь относился весьма пренебрежительно.

Едва лишь известили о кончине Петра, было назначено заседание Верховного тайного совета в «особой каморе». Но Голицын уже заранее сговорился с Долгоруковыми, позвали своих: сибирского губернатора Михаила Долгорукова, двух фельдмаршалов, Василия Долгорукова и Михаила Голицына, не имевших отношения к Верховному тайному совету. Кроме двух сильнейших аристократических кланов, присутствовал лишь старенький и вялый канцлер Головкин. Остерман от выбора наследника осторожно уклонился – дескать, он иностранец. А других сановников от обсуждения отсекли. Голицын отказался приглашать и духовенство, презрительно называя его «долгобородыми». Алексей Григорьевич и Василий Лукич Долгоруковы сунулись было со своим фальшивым завещанием, но их осмеяли и отшили.

У дряхлого канцлера роль председателя уверенно захватил Дмитрий Голицын. Объявил, если мужская линия рода Романовых пресеклась, надо обратиться к женской. Перебрал кандидатуры. Царицу-монахиню Евдокию признал старой и больной. Сына покойной Анны, Карла Петера Ульриха, называл даже не по имени, а «кильским ребенком». Сказал, что его мать, как и Елизавета, рождены от простолюдинки, до брака. И о поведении Елизаветы участники заседания добавили «некоторые непристойные слова, что выбрать нельзя». Голицын повернул на дочерей брата Петра I, царя Ивана. Две из них жили в Москве. Старшая Екатерина, сбежавшая с дочкой от герцога Мекленбургского. И младшая Прасковья, жена генерала Дмитриева-Мамонова. В адрес обеих тоже прозвучали «словеса непристойные». А Голицын назвал самой достойной среднюю, Анну Ивановну.

Всем понравилось, закричали «виват». На крики вынырнул Остерман, подслушивавший за дверями. Но Голицын сказал еще не все. Он предложил «себе полегчить», «воли прибавить». Составить условия, «кондиции», на которых Анне будет передан трон. Слабую одинокую женщину, торчавшую в нищете на чужбине, он выбрал не случайно. Постоянные долги, безрадостная курляндская дыра. Единственным развлечением здешних дворян была охота, а у Анны даже не было денег держать хороших верховых лошадей. Придумала свою охоту, стрелять по птицам из окна. Долго и безуспешно судилась с обокравшим ее Бестужевым-Рюминым. Находила утешение лишь с Бироном, родила от него сына в 1728 г. Но и это приходилось скрывать, официально матерью считалась жена Бирона, хотя колыбель ребенка стояла в спальне герцогини. Голицын рассчитал четко. Захочет изменить свою долю – примет любые «кондиции». Точно так же, как в Швеции после смерти Карла XII на престол возвели его сестру, отдавшую власть риксроду, совету аристократов.

«Верховники» и стали распоряжаться, как высшая власть. Двух присутствующих фельдмаршалов и сибирского губернатора тоже ввели в Верховный тайный совет – хотя на это имел право только император. А 19 января созвали в Кремль военных и гражданских начальников, архиереев. Но о «кондициях» и перемене государственного строя им не сказали ни слова. Только о том, что решено звать на престол Анну, послать за ней делегацию. Все одобрили «с великой радостью» – о будущей государыне ничего плохого не слышали, ее для солидности стали называть уже не Ивановной, а Иоанновной.

«Кондиции» разрабатывались «верховниками» в своем узком кругу. Анна лишалась прав выходить замуж, определять наследника, начинать войны и заключать мир, вводить подати, жаловать в чины выше полковничьего ранга, казнить дворян, конфисковывать их имущество, жаловать им земли, расходовать государственные средства. Все это переходило в ведение Верховного тайного совета, как и гвардия, армия, флот, финансы. Он и должен был править страной, а царица становилась номинальной фигурой. Завершались «кондиции» словами: «А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны Российской».

К документу приложили два письма. Одно – к Анне от имени «духовных и всякого чина светских людей», ей представляли «кондиции» как волю всего российского общества. Второе – обращение к народу от лица самой Анны. Будто это она сама «для пользы Российского государства» передает