Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Позволь личный вопрос, Михаил, — я молчком смотрел на неё, показывая, что позволяю. — За что ты так ненавидишь, как ты уже сказал, Империю Шультце
— Не Шультце, а Шальтце.
— Разницы же нет, — пожала она плечами.
— Нет такого слова Шультце, есть Шульц. И оно, как правило — немецкая фамилия. Но всё, что связано с немецкой тематикой и прочим вытекающим, никак, даже на пороге не стоит возле Империи. Ты ведь знаешь империи древности, верно?
— Да, к тому же их было немало.
— И они все исчезли. Знаешь почему?
— Причин много: от сепаратистов и недовольных, до внутренних проблем с дефицитом и невозможностью контролировать огромные территории в связи с ещё не изученными технологиями того времени.
— Так вот, — я несколько раз постучал костяшками пальце об столик. — А эта империя как раз таки лишена большинства недостатков. Да, у них скорее всего есть недовольные, или что-то наподобие сопротивления. Но если я тебе скажу, что они контролируют двадцатимиллиардную галактику и имеют флот, гораздо превосходящий Федерацию, тебе это что-нибудь да скажет?
— Да, скажет.
— И они, к дополнению, ещё и на голову отбитые, что даже я не иду ни в какое сравнение, — я встал, расхаживая из стороны в сторону. — Они, чёрт возьми, и детей ебут, а после сжигают или режут, и женщин продают в не самое лицеприятное рабство, и стариков разбирают на кости, а после отправляют их на удобрение. Мне стоило увидеть один раз, один, чёртов раз за свою жизнь, и я никогда, блять, не забуду то, как это было, выглядело, пахло и ощущалось…
Глава 41
— Если предположить, что всё сказанное тобой является правдой…
— Оно и является правдой. Безоговорочной, — настойчивее необходимого сказал я на автомате.
— …то это можно подставить и… под военных твоей… федерации?
— Ты сильно ошибаешься, если в мыслях у тебя зародилась такая, уж слишком запретная идея… Но я никто, потому что мы не находимся на территории ОФ, а также я нахожусь в пространстве другой, доселе ненужной для меня галактике. Впрочем, — я остановился и по стойке встал перед девушкой. — давай уже начнём реализовывать план. Так мы можем хоть месяц ни о чём толковом говорить да языком чесать, как делали это прежде.
Я горизонтально провёл рукой девяноста градусов остановившись на двери, через просветы которой едва-едва проходил солнечный свет, что просился вовнутрь помещения.
— Время не позднее, всего половина двенадцатого, оружие у нас в схроне, еда с собой, деньги тоже… — я выдохнул и вытащил из пачки сигарету. — Осталось только переодеться…
— Экипировка? — встала она с дивана, направившись к раскрытому чемодану, из которого вываливалась разнообразная одежда: от нижнего белья до кофточек и брюк.
— Летняя, — выдохнул я весь дым наружу, стоя заднего у окна. На улице, как ни странно, уже достаточно тепло; не вижу смысла надевать эти слащавые курточки да парки. — Документацию обязательно возьми с собой, она очень понадобиться.
— Хорошо-хорошо… — раздался её голос за спиной.
Сегодня тридцатое мая по стандартному календарю. День в этом колодце длится тридцать один час с половиной. Но, как принято, здесь все месяцы делятся на високосные и обычные.
Первая часть плана, которую мы сейчас будем осуществлять в жизнь, состоит из нескольких этапов: найти посредника с помощью которого можно будет продать весь кокаин, которого у нас в общей сумме где-то под две двести фунтов (~1 тонна); после получения достаточно большого количества денег Уонка проходит по всем своим знакомым со столицы, обязательным критерием набора является отсутствие контактов и связей с бандами, картелем и полицией; когда наберётся необходимый состав команды, мы тщательно ищем отличное межкосмическое судно, не челнок, потому что челноки всегда угнетены в габаритах, мощности и качестве оборудования.
— Я только… стой… Помоги мне затянуть бронежилет.
Потушив тлеющие остатки, я невозмутимо подошёл к ней, одетой в широкие прямые брюки серого цвета, тёмную футболку, не под её размер, и те самые армированные кроссовки. К сожалению, или к счастью, вдобавок к бронежилету второго уровня защиты мне пришлось надеть ещё и небольшую наплечную кобуру из коричневой кожи, которую я затянул уж слишком туго.
— Точно не туго?
— Нет… Спасибо, — неуверенно поблагодарила она, проверяя хорошо ли сидит одежда.
Я поднялся на ноги, подошёл к напольной вешалке и взял лёгкий плащ, который нам удалось раздобыть с какого-то мажора, который при жизни возомнил, что он имеет право использовать контрабандистов для похищения детей, дабы потом насиловать их неделями в подвале своего частного сектора, а после, не самым лицеприятным способом, избавляться от них. Всем сознанием ненавижу педофилов.
Его плащ… мой плащ, был произведён из утопической гиперткани, которую в ОФ днём с огнём не сыщешь. Жаростойкая, морозостойкая, водоотталкивающая, а также самовосстанавливающаяся после повреждений от до боли простой краски, вплоть до дробящих и проникающих ударов любым холодным оружием.
На моей родине за только что сделанные перчатки с портного цеха из этого материала можно было отвалить нехилую такую сумму, которая здесь равняется свыше двух ста тысяч шерингов. К сведению, аренда двух номеров в этом захудалом мотеле на две недели нам обошлась в двести тридцать шерингов, что сопоставимо половине средней ежемесячной зарплаты по этой планете — Новой Александрии.
— Ещё раз спасибо, — выдохнула она, а после вздохнула полной грудью.
— Не за что.
Я молча подождал пока она накинет на себя потрёпанный плащ-пыльник серо-коричнево-тёмного цвета, который она недавно купила. Она даже умудрилась сделать несколько оборотов вокруг своей оси, словно простой циркуль, повторяющий свои круговые движения для достижения идеального геометрического круга… Что-то меня не туда, конечно, занесло. Надо бы побольше в дурь падать. Шучу.
— А ты переодеваться разве не будешь? — задала она вопрос, когда закрывала номер. Мы стояли на испепеляющей жаре. Жёлтая звезда только-только начала восходить с востока, где находился въезд в город, по которому мы сюда приехали.
— Я уже, — окинул я себя взглядом слегка разведя руками в стороны. — Всё на месте.
— Точно, — прикрыла она ладошкой свой рот. — А я и забыла…
Забыла она… Ага…
Самое прекрасное состоит в простоте — как часто вы слышали эти слова? Даже через грань многих тысячелетий во ВРОНе эта незамысловатая мысль до сих пор актуальна. Этот факт заставляет меня задумываться и задумываться, когда нахожусь в одиночестве, или обсуждать и обсуждать, когда мне удаётся