– Все верно, – буркнул Претемный коннетабль Парижа. – К несчастью, он еще и отпрыск аристократического рода, скандал в семействе. Но у Ксавье нет таких громадных… лап.

– И я о том же. Ни оборотни, ни маги-перевертыши в сумеречном образе не достигают таких пропорций. Эта тварь должна быть вдвое, если не втрое выше человеческого роста.

– Это мог быть Иной, в Сумраке выглядящий как огр, – проскрипел один из Инквизиторов, до того не проронивший ни звука.

– Огр? Ближайший великан, о котором я знаю, находится в Шотландии, – сказал Градлон.

– Не о почтенном ли Томасе Лермонте вы говорите? – полюбопытствовал тот самый невзрачный Темный, что первым заговорил про обезьяну.

– О нем самом, месье… – Пресветлый вопросительно посмотрел на англичанина.

– Артур.

– Мы знаем и других великанов, – задумчиво сказал Дункель. – Но они и правда далеко.

– Господа, дослушаем!.. – громко произнес Морис и кивнул Дроссельмейеру.

Тот сделал еще один жест – и фантомная лапа растворилась в воздухе.

– Мадемуазель… месье… должен заметить – гипотетический облик существа, причинившего такие ранения, не самое любопытное, что мы обнаружили. В ранах найдены фрагменты синего мха.

– Вы уверены? – спросил Вуивр.

– Анатомы Инквизиции не станут сообщать того, в чем не уверены, – заметил Морис веско.

– Но… как это возможно?

– Здесь мне добавить нечего, – ответил Дроссельмейер.

– Разрешите, майне геррен, – поднял руку еще некто с Темной стороны, судя по всему, представитель германской делегации.

Морис кивнул.

– Сумеречный мох изучался со времен Линнея, – начал немец. – Он размножается спорами, как и обычный. Вот только питательная среда нужна… несколько иная. Кроме того, эти споры чрезвычайно малы, длительное время их не удавалось обнаружить сумеречным зрением даже через микроскоп.

– К чему вы клоните, месье Фрилинг? – прямо спросил Вуивр.

– Споры синего мха прорастают только на неживой материи. А для пропитания требуют живых эмоций. Вижу пока лишь один путь, как они могли оказаться в ране. Споры находились на когтях или под когтями существа, убившего несчастных. Остаточный чувственный фон позволил им прорасти в остывающих телах.

– Правдоподобно, – пробормотал Дункель.

– Только как эти споры могли в таком количестве прилипнуть к когтям этой твари?! – воскликнул Вуивр. – Многим так или иначе приходилось дотрагиваться до этого мерзкого мха, но не припомню случая, чтобы Иные его переносили.

– Полагаю, это существо и живет в Сумраке. В конце концов, пчела переносит пыльцу с цветка на цветок. Нечто подобное может быть и тут.

– Живет в Сумраке? Но почему оно тогда вылезло именно здесь и теперь? – спросил Вуивр. – Почему не избрало другой район Парижа? С какой стати ему нужно охотиться на Темных в преддверии выставки?

– Похоже, ответ имеется, – сказал Градлон и раздумчиво провел подушечкой большого пальца по левому виску, где все так же отчетливо пульсировала жилка. – Мы упускаем, господа, что под выставкой проходят сумеречные катакомбы. Я дал указание перетряхнуть архивы. Вот, извольте, карта…

Пресветлый встал. В воздухе, в том же самом месте, где еще недавно витала объемная картина, показанная Дроссельмейером, развернулась полупрозрачная карта Парижа, исчерченная линиями.

– Красные, месье, это общеизвестные тоннели. Синие – известные только Иным. По-видимому, должны быть и тайные ходы. А Сумрак и вовсе меняет весь их рисунок.

Карта немедленно выцвела, из желтоватой превратилась в серую, линии катакомб замерцали. В одном месте появилась небольшая светящаяся клякса.

– Вот здесь находится самый близкий сумеречный выход из катакомб к экспозиции Старого Парижа.

– Что вы хотите сказать? – нетерпеливо поинтересовался Морис.

– Если гипотеза месье Фрилинга верна… Это существо должно было где-то обитать. Причем на первом слое – синий мох растет именно там. Возможно, эта тварь спала еще со времен римских каменоломен. А когда строили Париж для выставки, то существо потревожили. Оно стало выбираться по ночам. Может быть, это и вовсе ночное животное. Так или иначе, покойные Темные имели несчастье выбрать для неких дел место, которое оно считает своим. И тогда…

Градлон не успел договорить. Дверь распахнулась. Быстрым шагом вошел Иной в сером балахоне, коротко поклонился собравшимся.

– У нас есть мысленные картины, господа, – объявил Морис.

Всего вероятнее, послание ему направили через Сумрак прежде, чем явился посыльный. Вошедший Инквизитор приблизился к троице Великих, что сидели во главе стола, и молча положил перед ними маленькую шкатулку – в таких обычно хранят драгоценности. Поклонился и отошел в сторону, заняв место у стены.

Морис раскрыл подношение.

На сером бархате лежал прозрачный кристалл, вернее, целая гроздь таковых, миниатюрная друза. Только кристаллы не были изумрудами.

– Месье, – сообщил Морис, подняв шкатулку с камнями на уровень глаз и пристально всматриваясь, – предсмертное видение Мартэна…

Шкатулка вернулась на красное сукно. Из нее ударил конус света, будто под столом кто-то установил киноаппарат. В аршине над кристаллом заклубился туман. Объемная картина не была реконструкцией прозекторов Инквизиции. Она выглядела зыбкой, время от времени расплывалась, затем снова фокусировалась, а еще не имела начала и конца – одно и то же повторялось без перерыва. Леониду было тем более трудно видеть это не своими глазами, а в преломлении колбы. Но зато он великолепно слышал и мог дорисовать все с помощью воображения, полагаясь на реплики зрителей.

– Жаль, зрение оборотней в Сумраке отлично от прочих Иных, – посетовал кто-то.

– Тем не менее главное мы видим, месье, – послышалось возражение Мориса.

– Он весь покрыт сумеречным мхом… Как такое может быть? – воскликнул, кажется, Обри.

– Могу лишь предполагать, милейшие, токмо… – послышался голос Брюса.

Леонид увидел, как проекция уплыла из колбы: наставник обводил взглядом собравшихся.

– Говорите, месье! – поторопил Морис.

– Еще в мое время было замечено, что некоторые живые существа и, скажем, растения помогают друг другу. Мореходы говорили мне – есть мелкие рыбы, что держатся за более крупных. Или те же помянутые господином Фрилингом пчелы, а такоже и бабочки, способствующие опылению цветов…

– Ныне это явление названо симбиозом, почтенный, – подсказал немец.

– Осмелюсь догадываться, что хищная сумеречная тварь и синий мох каким-то способом помогают один другому. Совершают означенный… симбиоз.

– Что из этого следует? – спросил Морис.

– Ежели применить то, что изничтожает синий мох, твари наверняка станет весьма скверно.