Мейсон слушал и не перебивал.

– Я тогда отошел немного назад и стоял за стекляннойперегородкой. Но, клянусь, мистер Мейсон, от этого я видел Дюваля ничуть нехуже. Он брал упаковки с деньгами, осматривал их и бросал в пакет. Количестводенег в упаковках мы уже предварительно сосчитали. Единственное, что я могупредположить, он, должно быть, взял с ближайшей стойки пачку заранее связанныхпогашенных чеков, она была у него где-то под рукой, и он ухитрился, когдаскладывал деньги в пакет, встать так, чтобы оказаться между мной и мусорнойкорзиной под столом; Дюваль бросил деньги в эту мусорную корзину, а вместо нихв пакет положил связку погашенных чеков.

Но замечу вам, мистер Мейсон, если он меня и одурачил, тосделал это необычайно ловко. Чистейшая работа, какую я когда-либо видел! И всеэто так запросто и естественно. Конечно, правда, что я в это время слушал радиои душой был на ипподроме, а уж когда лошади выскочили на последнюю прямую, то вменя как иголками кто-то колол, а потом еще был фотофиниш, и мне пришлосьждать, прежде чем я убедился, что моя кобылка и впрямь первая прискакала, –короче, я в те секунды несколько лет прожил. А уж когда узнал, что выиграл… тути руки задрожали, и пот выступил. Все равно что бревна грузил.

Мейсон сочувственно кивал.

– Дюваль знал, чем я занят, но молчал. И я ему не сказал нислова. Получается, что он меня покрывал, и я был ему за это благодарен. Мыработали бок о бок уже пять лет, и с чего бы мне его подозревать? Одному богуизвестно, какие миллионы денег мы пропустили через свои руки. Я вышел из-заперегородки, шлепнул печать, и мы вдвоем загрузили деньги в фургон. Тоспециальное отделение я открывал и закрывал своим ключом. Отправив деньги, мызаметили время и, когда фургон уже уехал, доложили диспетчеру. А потом каждыйпринялся за свою работу. Но я сосредоточиться уже не мог – тратил в умевыигранные деньги. Хотел купить новую удочку, снасти, распланировал отпуск… Яведь был замечательный рыбак, мистер Мейсон!

– А сейчас рыбачите?

– Некогда, что вы! А хотелось бы. Когда работаешь полностьюна себя, со временем туго.

– Извините, я вижу, моя машина готова, – сказал Мейсон, –пойду отгоню ее от колонки.

– Куда вы едете? – спросил Баллард.

– В сторону Беверли-Хиллз.

– А можно мне напроситься с вами? Моя сегодня не на ходу, ия хотел вызывать такси. Поздно уже, да и деньги у меня с собой, а идти четыреквартала до автобуса, а потом столько же от автобуса домой…

– Конечно, можно, о чем разговор? Садитесь.

Баллард торопливо достал из-под стола маленький черный ранеци сложил туда блокнот для заметок, рулон ленты от счетной машинки и брезентовуюсумку. Потом вытащил из ранца короткоствольный револьвер, сунул его в боковойкарман и забрался в машину Мейсона.

– Не пугайтесь, мистер Мейсон, но за последнее времяавтозаправочные не раз грабили, и полицейские сами предложили, чтобы япостоянно имел с собой эту штуку…

– Я не пугаюсь. И не нужно объяснять. – Мейсон сел за руль,и они поехали.

Баллард говорил не переставая:

– Развелось столько молодых панков, что не знаешь, кудадеваться. Никто из них не хочет ничего делать. Ох уж это нынешнее школьноевоспитание! Работать не работают, а жрать подавай! Да еще и пальцем не тронь! Уменя детей никогда не было – жена умерла вскоре после того, как меня выгнали избанка. Как видите, все напасти сразу. Беда не приходит одна…

Несколько минут они ехали в молчании. Его нарушил Мейсон:

– А что еще вы можете рассказать о Дювале?

– Больше ничего. Это все. Когда служащий банка в Санта-Аневскрыл пакет, то обнаружил там только погашенные чеки.

– А это мы знаем с его слов, – заметил Мейсон.

– Да. Он это сказал, и он был прав. Потому что существуетеще один момент, который окончательно все подтверждает. Те погашенные чеки,которые тот служащий обнаружил вместо денег, оказались из банковской картотекиуправления банка в Лос-Анджелесе. Если хотите знать, некоторые из них былиподшиты в дело работниками банка в течение часа, предшествующего ограблению.Отсюда становится ясно, что произошло.

Мейсон обдумывал поступившую информацию.

– Хорошо, Баллард, – заговорил он наконец, – приходитсяпризнать, что этот факт полностью исключает причастность к случившемусякого-либо, кроме вас и Дюваля.

– Правильно. Так оно и есть. И полиция так же подумала.

Последовала еще одна пауза, после которой первым заговорилБаллард:

– Конечно, если бы деньги взял я, то Дюваль обязательнодолжен был бы быть моим сообщником. При таком варианте это, несомненно, было быделом рук двоих похитителей. Мы бы в таком случае просто распределилиобязанности. Но если деньги взял Дюваль, то с моей стороны это могло оказатьсяпросто небрежностью. Никто не оспаривает тот факт, что человеком, которыйотвечает непосредственно за помещение денег в пакет, был именно Дюваль. И онсам сказал, что положил туда деньги.

– А вам полагалось следить за тем, как он это делал,правильно?

– Да, правильно.

– И если бы вы проявили небрежность в том, что вамполагалось делать, то Дюваль мог бы эти денежки прикарманить.

– Да, я проявил небрежность, и он их прикарманил.

– Ну что ж, во всяком случае, он мог это сделать.

– Да, вы правы.

– Но если бы похищение организовали вы, то без Дюваля бы вамне обойтись, так?

– Именно так.

– А как насчет подмены? Я имею в виду замену самого пакета.

Баллард покачал головой.

– Если вы подразумеваете кого-то постороннего, то этоневозможно. Это мог сделать либо Дюваль, либо я, причем я не смог бы этогосделать без участия Дюваля.

– Поясните, пожалуйста, почему вы сказали, что для постороннегоневозможно подменить пакеты?

– Потому что водитель по пути из нашего банка до егоотделения в Санта-Ане ни разу не останавливался. Потому что даже если бы он иостановился, то все равно не смог бы попасть туда, где лежали деньги.

– Предположим, у него был ключ.

– Но ключа у него не было.

– Постойте, давайте все-таки предположим. У него был ключ,который он смог где-то достать, и…

– Ладно, на это я тоже отвечу. Предположим, он остановилфургон. Предположим, у него был ключ и он уже держал наготове пакеты дляподмены. И все равно это не мог быть он.

– Почему нет?