Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мельца заморгала и огляделась. Она сидела на кухне. Вместо горячей груди спина прижималась к холодной стене. Мороз побежал по коже, сковывая стужей. Как же холодно… Она задрожала и тихо всхлипнула.
– На, выпей.
На стол плюхнулась кружка с непонятным питьём. Мельца испуганно вздрогнула и обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Внезапно того жара, что недавно сжигал её, стало не хватать. Она взяла кружку и поднесла к носу. Принюхалась.
– Это вода. Я же сказал, что не обижу тебя.
Наконец, она осмелилась взглянуть на него. Тот самый атаман, что не дал ей впасть в безумство, залечил раны и не справился с антипкиной змеёй. Его серебристо-серый взгляд притягивал. Мельце казалось, что она смотрит на небо, где застыли две луны. Эти светила таинственно блеснули, а потом их заволокло сизой дымкой – туман, или облака набежали…
На мгновение подумалось, что сейчас ночь, странная и пугающая. И нет больше ничего и никого на Свете Белом – только луны, повисшие на небе.
Жуткий взгляд атамана Мельцу заворожил. Никогда прежде она не видела таких глаз. Он прищурился. Чёрные брови, как два птичьих крыла, мазнули по лунам, тень пробежала по смуглому лицу. Странный он какой-то… В Северном кряже не так часто солнышко показывается. Никогда оно не обжигает сильно. Иногда даже едва греет. А атаман, кажется, всю жизнь под солнечным печевом провёл, такой смуглой казалась его кожа. Да и весь он был слишком тёмным. Угольная чернота его волос соперничала с самой глубокой ночью. На чуть волнистых прядях резвились солнечные отсветы из окошка, и волосы отливали синью. Короткая борода и усы мешали понять выражение его лица. О чём думает? Что замышляет?
– Нравлюсь? – Чуть охрипший голос заставил Мельцу вздрогнуть.
Она, не стесняясь разглядывала его, а он видел это. Атаман подошёл ближе и подтолкнул кружку, которую она всё ещё сжимала, ближе к губам:
– Пей.
Двигался он по-особенному. Плавно и бесшумно. Мельца всё думала, на кого же он похож? И вдруг вспомнила…
Давным-давно, ещё в детстве, у неё была книжка с чудны́м названием «Бестиарий». В ней были описаны животные Северного кряжа. Пока не умела читать, Мельца рассматривала картинки. Одна из них особенно сильно её поразила. На ней был изображён огромный змий. Чешуйки у него с одной стороны крепились к тулову, а с другой – свободно торчали. И казалось, что змий щетинится. Из глаз его всполохи огней в стороны разлетались. А на голове – корона. Художник особенной краской изобразил змия. Его чешуя блестела, а костры в глазах – переливались, стоило поднести их к пламени свечи. Был тот гад огромным. Возле него корчились жертвы размером с травинку – на кого яд из пасти капнул, а кого искрами огненными сожгло.
Потом, когда Мельца научилась понимать буквы, она смогла прочитать, что это чёрный змий – Господарь всех змей. Они послушны его воле и выполняют все его приказы. А ещё она прочла удивительную и страшную легенду о том, что когда-то змиев Господарь был человеком, но Чёрт его заворожил и обратил в аспида. И лишь на один рассвет в году он может вернуть себе человечье обличье.
Мельца часто открывала Бестиарий на странице с королём всех змей. И хоть она ужасно боялась этих тварей, на картинку же готова была смотреть часами. Но однажды Багрянка увидела эту книжку и захотела себе. Она никогда не увлеклась чтением – ведь у неё было столько красивых кукол! Но отец отобрал у Мельцы Бестиарий и вручил любимой старшей дочери.
Мельца тогда всю ночь прорыдала, а на рассвете пробралась в спальню Багрянки, чтобы стащить книгу. Но не успела. Она смогла лишь быстро пролистать страницы и вырвать лист с изображением чудесного змия. А потом, лёжа в кровати, долго не могла уснуть, представляя, как является сюда змиев Господарь и отбирает у Багрянки книгу. Он бы защищал Мельцу от грозного отца, насмешек сестры и обидных непонятных слов, которые говорили соседи. Но время прошло, и Мельца поняла, что никакого змеиного короля не существует. Вырванная из Бестиария страница до сих пор была спрятана за шкафом в комнате.
Она и сама не знала, чего вдруг вспомнила об этом. Обида уже давно утихла. Мельца свыклась с такой жизнью. Что понапрасну на злость силы тратить?
Это всё странный атаман всколыхнул в душе позабытое. Уж кто-кто, а он мог быть тем самым королём.
– Стало быть, не нравлюсь тебе?
Мельца вздрогнула и удивлённо взглянула на атамана. Искривив губы в ухмылке, он пристально смотрел на неё. Нравится? О чём это он?! Мельца тряслась, стоило ему к ней прикоснуться и опалить жаром своего тела. Обученный колдовству, ворожейник мог что угодно сотворить с ней. И тогда лягушка, ползущая по губам, показалась бы детской забавой. Мельца слышала истории о проклятых атаманах и их деяниях. Они были безжалостны и жестоки. Что друзья, что враги – все страдали от их ворожбы. Иногда ей даже жалко было несчастных ведьм, умирающих от жутких пыток, что творили над ними атаманы.
Вряд ли бы такой, как этот, опустился до порченой Мельцы. Но ведь другой польстился на неё. Что мешало суровому сероокому атаману позабавиться со шлюхой, как её обозвала Злотична?
Мельца, наконец, сделала глоток воды. С удивлением она обнаружила, что к пальцам прилипла окровавленная прядь светлых волос. Вместо отвращения и стыда она испытала лишь удовлетворение. В мысли ворвался громкий топот. В кухню ввалился разъярённый, как медведь, отец.
– Ты совсем ополоумела?! – Его голос грохотал во всех уголках кухни.
Мельца испуганно вздрогнула и выронила кружку. Та покатилась по полу, разбрызгивая воду, и остановилась у атамановых сапог. Тот наклонился и медленно поднял посудинку.
– Мне стыдно за тебя!
Вот он – её отец. Не навестивший, едва она в себя пришла. Не пожалевший. Не пообещавший наказать того, кто это сделал. Мельца, наконец, пришла в себя и решилась:
– Стыдно? С чего бы? Ведь ты меня не считаешь дочерью! Я тебе чужой человек! Чего за чужака стыдиться-то?!
– Я тебя растил! Кормил и одевал!
– Конечно! Ведь иначе точно застыдили бы! Староста Багумил дитё малое из дома выбросил! Ты чужих пересудов боялся!
Мельца тяжело дышала и с ужасом глядела на отца. Она ещё никогда не позволяла себе таких речей. Даже в мыслях запрещала себе ругать его. Но сейчас с ней происходило что-то странное. Как будто кто-то другой управлял разумом и телом, позволяя рвать волосы Злотичны и дерзить отцу.
– Ты сейчас же пойдёшь к Злотичне и извинишься перед ней! – Отец подскочил к ней и тыкнул пальцем в лицо.
Мельца резко встала с лавки и едва не упала.
– И не подумаю! Она говорила о матери мерзости!
– Пойдёшь, а иначе вон из дома! Столько лет я терпел нагулянную неизвестно где девчонку, а теперь ты ещё будешь перечить мне?
Мельца уже рот раскрыла, чтобы ответить, что уйдёт прямо сейчас. Но спокойный и даже насмешливый голос её опередил: