К тому моменту, как подходит моя очередь, Бен уже успел напугать меня своими кривляньями. Я начинаю подъем, сосредоточенно переставляя ноги и каждый раз проверяя надежность ступеньки, прежде чем перенести вес с предыдущей.

Когда я добираюсь до конца лестницы, Рафаэлла и Бен помогают мне выбраться наверх.

– Закрой глаза, – говорит Рафаэлла.

– Ты с ума сошла?

– Тут очень прочное дерево, – уверяет она. – Это совершенно безопасно, к тому же мы тебя держим. Обязательно нужно закрыть глаза.

Если мне сейчас скажут, что отсюда можно увидеть даже завтрашний день и он прекрасен, я точно спрыгну вниз. Однако я все же выпрямляюсь и закрываю глаза.

– Теперь открой.

Я стою на площадке спиной к домику. На уровне середины туловища прибита перекладина, чтобы не упасть. Рафаэлла показывает прямо вперед:

– Город. – Затем поворачивает меня налево. – Кадеты. – Потом направо. – Мы.

От домика на дереве открывается прекрасный и невероятно полный вид на всю округу. Холмы, долины, дома, шпили, симметричные фермерские постройки и виноградники. Кругом буйная растительность, подернутая дымкой, освещенная лучами утреннего солнца, и внутри у меня поднимается волна какого-то чувства. Я поворачиваюсь направо и смотрю на наши корпуса. Отсюда видны все шесть, и кажется, что они стоят ближе друг к другу, чем на самом деле. Я вижу маленькие домики, где живут кураторы факультетов, а поодаль – недостроенный дом Ханны у реки.

– Отсюда им все видно, – понимаю я.

– Если взять хороший бинокль, они и в комнаты к нам заглянуть смогут, – говорит Рафаэлла.

Я поворачиваюсь в сторону кадетов, которые уже выбрались из палаток и готовятся к началу дня.

– Тут никакие спутники не нужны, – восхищается Бен.

– Вот что им особенно важно, – добавляет Рафаэлла, указывая на Джеллико-роуд. – Они видят всю местность с высоты птичьего полета. Если потребуется, они всегда будут знать, что кто-то к ним приближается.

– Значит, они за нами шпионят.

– Если честно, не думаю. По-моему, им просто нравится вид, и здесь можно неплохо проводить время, – отвечает она, заходя в домик. Как ни странно, он довольно крепкий. Мы входим следом за Рафаэллой и осматриваемся. – Кажется, имя дереву дали в восьмидесятых, и тогда же построили тут подобие домика. Не думаю, что он был такой надежный, как сейчас, это у Сантанджело пунктик. Не удивлюсь, если он еще и плитку положит. Это все его иммигрантские корни.

– Так ты, значит, приходила сюда, когда дерево было нашим?

Она кивает с улыбкой.

– Как и все, кто здесь родом из города. Да ладно, ты посмотри на вид. Шикарно. Земля обетованная.

– Можно вывезти девушку из городка, но не городок из девушки, как говорится, – усмехается Бен.

– Красиво же!

– Готов поспорить, что ты ходила сюда с Сантанджело, – говорит Бен.

Рафаэлла краснеет и выходит на площадку. Мы следуем за ней, вдыхая утреннюю свежесть.

– Они хотят снова встретиться. Завтра вечером. На этот раз в клубе, – сообщает она.

– А кадеты согласны?

– Вроде бы да. Но с Джоной Григгсом никогда нельзя быть уверенным.

Вдалеке на Джеллико-роуд появляется машина.

– Горожане, – говорит Рафаэлла. – У нас десять минут, чтобы выбраться отсюда.

Я спускаюсь последней, бросив внимательный взгляд на недостроенный дом Ханны у реки. Вот только я вдруг понимаю, что он в общем-то достроен. Осталось только доделать немного внутри. Мысль о том, что дом почти закончен, необъяснимо пугает меня.

Поздно вечером меня будит непонятный звук. Какое-то время я лежу, не двигаясь и прислушиваясь. Сердце колотится, и я начинаю думать, что этот стук мне, возможно, приснился. Когда понимаю, что заснуть не удается, то встаю с кровати и тихо спускаюсь по лестнице. Я слышу дыхание детей в спальнях, останавливаюсь в дверях и смотрю на них. Я замечаю, что Хлоя П. лежит в чужой постели, крепко обнимая подружку. А вот Джесса, лежит в уголке и спокойно сопит. Все это вызывает у меня улыбку. В углу горит свеча, и я подхожу, чтобы задуть ее.

Открыв дверь корпуса, я выхожу на улицу. Прохладный ветер ласково касается моего лица. Я стою, смотрю в темноту, и мне кажется, будто я слышу пульс жизни, которая течет вокруг. Вспоминаю Молитвенное дерево, все эти имена и нацарапанные слова, каждое со своей историей. Где эти люди теперь? Вспоминает ли кто-то школьные годы на Джеллико-роуд?

Я уже готова вернуться внутрь, когда замечаю, что возле крыльца стоит мой велосипед, который пропал, когда я оставила его за домом Ханны. Я оглядываюсь, пытаясь понять, не следит ли за мной тот, кто его вернул.

По пути в комнату прохожу мимо общей гостиной и решаю найти Библию. Евангелие от Матфея, глава десятая, двадцать шестой стих. «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано». Как такое послание оказалось среди всех этих Бронни и Джейсонов?

Я засыпаю, думая о персонаже из книги Ханны, которого зовут Вебб, – он говорит о том, что я порой вижу во сне. Внезапно я опять оказываюсь на дереве с мальчиком. Он наклоняется ко мне и говорит что-то, но звука не слышно, и я вновь и вновь прошу его повторить погромче. В конце концов у меня не остается сил, и я пытаюсь прочитать по его губам, напрягая зрение и все органы чувств, и начинаю сама повторять за ним. Потом я просыпаюсь. У изножья кровати, уставившись на меня, стоят Джесса и Рафаэлла.

– Я кричала? – хрипло спрашиваю я.

– Ты плакала.

– Всю ночь?

Джесса качает головой.

– Твои губы шевелились, но беззвучно, – добавляет она.

– И что я говорила?

Рафаэлла пожимает плечами.

– Я принесу тебе воды.

Она выходит из комнаты, а Джесса садится на край кровати. Проходит несколько секунд, и я понимаю, что она сумела прочитать слова по моим губам.

– Тейлор, – тихо, слегка озадаченно говорит Джесса. – Ты сказала, что твоя мама хочет вернуться домой.

Мне снится сон. Я знаю, что сплю, потому что нахожусь в туннеле, а в реальной жизни я ни в какие туннели не забираюсь. Во сне я чувствую какой-то отвратительный запах. Не понимаю, что это, но он буквально пронизывает меня, и я начинаю задыхаться. Потом меня хватает и вытаскивает чья-то рука, и я догадываюсь, что это мальчик с дерева. Он пытается меня реанимировать, но его губы полны гнили, а дыхание омерзительно. И я кричу, кричу, но не могу издать ни звука.

Мысли о матери не покидают меня ни на секунду, затягивая во мрак. Мне отчаянно нужна Ханна. Порой по ночам, увидев свет в моей комнате, ко мне стучится Рафаэлла, но я не обращаю внимания. Просто сижу и стараюсь не дать себе заснуть, потому что спать небезопасно. Я постоянно гуглю все имена, под которыми когда-либо жила моя мать. Она никогда не носила одно и то же имя подолгу. Возможно, это было связано с ее родом занятий. Пару раз мама пыталась поменять и мое, полагая, что за нами кто-то охотится.