Поднимая свое ноющее тело с шезлонга, я начинаю расхаживать взад-вперед перед бассейном.

— Это сложно. Я был занят, пытаясь найти того, кто сделал это с тобой, и да, у нас с Себастьяном было… своего рода разговор.

— Я не могу в это поверить, — бормочу я, удивляясь, как Себу вдруг удалось найти в себе силы принимать все решения. — У него нет права голоса во всем этом. В том, кто будет навещать меня. Он никто. Незначительный.

Папа вздыхает, ерзая по комнате, как будто он тоже не может усидеть на месте.

— Он заботится о тебе, милая.

— Он мудак, — шиплю я.

— Да, хорошо. Время от времени мы все делаем не самый лучший выбор в жизни, — признается он.

Я останавливаюсь как вкопанная. — Ты не говоришь, — бормочу я. — Мафия. Тот факт, что у меня есть брат. Тот факт, что моя мать на самом деле не умерла. С чего бы ты хотел, чтобы я начала с твоих ошибочных решений, папа?

— Все, что я делал, это пытался защитить тебя.

— И как у тебя это получилось? — Я плююсь, мои ноги снова толкают меня вперед.

— Почему ты убежала? Мы могли бы присмотреть за тобой здесь.

— Мы? Кто это «мы», папа? Потому что, насколько я вижу, ты не так уж много сделал с тех пор, как меня зарезали.

Измученный стон вырывается у моего отца, как только я произношу это последнее слово, и я не могу остановить чувство вины, которое угрожает захлестнуть меня.

Несмотря на всю его ложь, его коварство, я знаю, что в глубине души он неплохой человек. Это не так. Я лучше разбираюсь в людях, чем это. Я думаю… Я надеюсь.

— Мы просто хотим, чтобы ты была в безопасности.

— И ты решил, что лучший способ сделать это — лгать мне всю мою жизнь. Ты позволил мне войти в ту школу, понятия не имея, кем я была. Кем они были.

— У меня были приняты меры, чтобы защитить тебя.

— Чтобы защитить меня или чтобы защитить свою ложь? — Выплевываю я.

Его молчание говорит само за себя.

— Почему так плохо знать, кто я такая? Кто ты такой?

Я начинаю думать, что он не собирается отвечать тем, сколько времени ему требуется, чтобы сформулировать слова.

— Дела в Лондоне перед нашим отъездом… Они были… грязными.

— Иметь ребенка от жены другого мужчины? Да, это вызовет некоторый беспорядок, пап.

— Это намного сложнее, чем это, милая.

— Ну, прямо сейчас у меня есть все время в мире. Как насчет того, чтобы ты объяснил это мне по буквам? — говорю я, осторожно опускаясь обратно на шезлонг.

— Как насчет того, чтобы ты приехала домой, и мы сделаем это лично?

— Вау, это действительно мнего для того, кто не видел меня с тех пор, как я проснулась.

— Я не мог, Стелла. Поверь мне, это было не по собственному выбору.

— Что он с тобой сделал?

— Он защищает тебя.

— Меня тошнит от мужчин, думающих, что я нуждаюсь в защите. Я более чем способна позаботиться о себе сама. — Ответное молчание отца говорит само за себя. — Да, ну, если бы ты не солгал, я бы не убегала.

— Пожалуйста, Стелла. Просто возвращайся домой.

— Я предлагаю тебе забыть этот номер, если только ты не хочешь сказать что-то важное. — Я вешаю трубку, прежде чем он успевает ответить, и бросаю сотовый на шезлонг.

Я знала, что он не собирался откровенничать с правдой, но я надеялась на нечто большее.

Хотя, я не могу отрицать, что я расстроена. Прямо сейчас мне больше любопытно, что сделал Себ, чтобы держать его подальше от меня. Он, должно быть, вытащил большие пушки… может быть, буквально.

Мои пальцы сжимаются, когда моя потребность выяснить начинает брать надо мной верх. Но я пришла сюда не для того, чтобы звонить ему в первый день. Мой план, когда я уходила, состоял в том, чтобы никогда больше с ним не разговаривать, если это вообще возможно.

Я откидываюсь на спинку стула, пока наш учитель болтает о чем-то, что я не слушаю. Как и каждый момент с тех пор, как Стелла решила ускользнуть от меня и покинуть гребаную страну, мои мысли твердо сосредоточены на ней.

Прошло почти две недели с тех пор, как лживая пизда, так называемый брат, попыталась надуть меня и убедить, что он был так же шокирован, как и я, ее внезапным исчезновением.

Я с ней не разговаривал. Я не пытался связаться с ней, несмотря на то, что ее номер в настоящее время находится в моем телефоне, благодаря Нико, который украл его у Калли на прошлой неделе.

Я сказал себе, что не буду звонить, что дам ей время, которого она, очевидно, хотела, но мое терпение иссякает с каждым днем. Как и моя сила воли.

— Ты сможешь собраться для сегодняшней игры? — Спрашивает Тео, явно уделяя минимальное внимание тому, что происходит.

Я смотрю на него, мое лицо ничего не выражает.

— Я просто говорю, что, если ты не можешь собраться с мыслями, тогда, может быть, не стоит беспокоиться.

— Вау, твоя вера в мою способность сосредотачиваться поражает меня.

— Мы играем в Вестминстер. Ты знаешь, что они вынюхают любую слабость еще до того, как мы выйдем на поле.

— Я справлюсь, и мы, блядь, победим. Хорошо?

Он в бешенстве. Я понимаю это. Мы проиграли две последние игры, и он списал это на мое отсутствие. Я имею в виду, я хорош, но я не настолько чертовски хорош. Остальным членам команды все еще нужно быть в форме, и, похоже, все, что произошло со Стеллой, повлияло не только на меня, потому что их обошли стороной в течение девяноста минут.

Я отказываюсь чувствовать себя виноватым. Я отказываюсь брать на себя ответственность, независимо от того, насколько сильно Тео, кажется, хочет возложить ее на меня.

— Ладно, хорошо, — огрызается он. Но это совершенно неискренне.

Он хочет получить трофей в этом году. Черт, я тоже. Но, возможно, не так сильно, как он. Во всяком случае, не сейчас. Обнаружение Стеллы на том кладбище могло бы прояснить для меня некоторые вещи.

Никто из нас не собирается в ближайшее время попасть в Премьер-лигу, поэтому, выиграем мы или проиграем, это не имеет большого значения в общей схеме вещей.

* * *

— Ты делаешь это или нет? — Тео лает несколько часов спустя, его беспокойство по поводу исхода этой игры еще выше, чем раньше.

Между нашими двумя школами вражда. Не говоря уже о том, что они побеждают нас пять лет подряд. Тео хочет проявить себя.

Закрыв веб-страницу, на которую я смотрел, я засовываю телефон в сумку и встаю.

— Я в порядке. Я справлюсь. — Брови Тео приподнимаются. Оглядываясь назад, я вижу, что Алекс и Нико смотрят на меня с одинаковыми обеспокоенными выражениями на лицах.