– Так это… Он это… – начал он мямлить, не зная, что говорить.

Виктория, она ведь умная и проницательная чрезвычайно. С ней ведь не как с Наташками и Ляльками из кабака, не похохмишь, и лапши на уши не навешаешь, и грубить не станешь, чтобы не в свое дело носа не совала. Виктория, она другая. Она с принципами и… с мозгами.

– Не расскажешь, я завтра сама у него спрошу, – пожала она равнодушно плечами.

– Не надо у него! – перепугался Чаусов чрезвычайно.

– А что так?

– Так он и не в курсе вообще, что я за тобой езжу.

– Да ладно, – она растерянно поморгала, не зная, верить ему или нет. – Станешь ты сам обеспечивать мою безопасность, Ваня! Не ври! Я же не в твоем вкусе совершенно! Так что, Вань, сам расскажешь или мне у Боброва спрашивать?

– Вика, ты это… Ты не смей с ним на эту тему вообще говорить. Он не в курсе. – И вот тут-то он по неосторожности своей проболтался: – Раньше в теме был, да, отрицать не стану. А теперь – нет.

– Раньше? Когда это раньше?

Виктория резко выпрямила спину, и платок, который она набросила на плечи, войдя в дом и освободившись от большого мужского пуховика, съехал на спинку стула.

– Когда это раньше?!

Ее лицо затопила такая бледность, что Чаусов забеспокоился, еще чего доброго упадет в обморок, что ему с ней делать тогда? С ней и с ее голыми коленками, которые настырно торчали из-под края халата. Наказание просто с этой секретаршей.

– Вика, ты не волнуйся так, – начал он ныть, поймал ее руку над столом, прижал к скатерти и начал поглаживать. – Все делалось только для тебя и ни для кого больше.

– Что делалось?! Вы следили за мной?! – В первый момент она словно окаменела и даже руки не попыталась выдернуть.

– Не за тобой.

– А за кем?! – Она медленно подняла на него взгляд. – Вы следили за Виктором?!

– Ну следили, чего ты так нервничаешь?

– Зачем?! Зачем вы следили за ним?! – Ее вдруг начало трясти так, что локти по столу постукивали. – Вы следили за Виктором?! Господи, идиотизм какой!!! Он же психовал, он переживал, он все никак не мог понять, что происходит!!! Это вы… Это вы довели его до самоубийства, сволочи!!! Я сейчас позвоню…

– Кому?

Чаусов напрягся, уже силой удерживая ее руку в своей. Сейчас вырвется, соскочит с места и начнет звонить кому-то. Для начала бы неплохо выяснить – кому?

– Есть у меня хороший знакомый. – Вика тянула руку на себя и морщилась от боли. – Пусти! Пусти, Чаусов, я закричу!

– Кричи, толку-то! Кто тебя услышит? – Он не хотел, но все сказанное им прозвучало слишком зловеще, а он ведь и не собирался ее пугать, поговорить просто хотел. – Кому ты собралась звонить, а? Кому?

– Грибову. Это оперативник, который приезжал на место происшествия.

– А-а, помню, как же. – Чаусов нахмурился. – Тот самый хлыщ, который тебя отфутболил с твоим горем куда подальше.

– Тогда отфутболил, теперь помогает.

– В чем помогает?

– Помогает найти тех людей, которые довели Виктора до самоубийства. Если это вообще было самоубийством! Да пусти ты меня, мне больно!!!

Она наконец высвободила руку и, потирая кисть, вышла из-за стола на всякий случай. Укуталась в шаль, которую подхватила, удирая от него. Покосилась на Ивана и спросила:

– Ну что, мне расскажешь или в милиции?

– О чем? – Он замотал лобастой головой. – Мне не о чем рассказывать.

– Для начала расскажи, зачем следил за Виктором?

– Начальник приказал, я и следил.

– Зачем он тебе приказал?

– Все о тебе пекся. Как узнал, что ты уже два года замужем, а об этом и знать никто не знает, так и вызвал меня к себе. Последи, говорит, за парнем, понаблюдай, что он собой представляет. Что-то, мол, Виктория невеселая, может, алкаш или наркоман какой ей попался.

Это уже Иван от себя добавил. Ничего такого Бобров не говорил. Просто интересно ему стало, кто это посмел у него из-под носа его личную секретаршу увести. Он только-только губы на нее раскатал, а тут бац – такой облом.

Чаусов так понимал ситуацию, что бы ему Бобров ни плел. Но Виктории об этом решил пока не говорить ничего. Кто его знает, может, Бобров сменит гнев на милость и снова станет с ним любезен и приветлив. А он уже проболтается…

– Зачем ему это нужно, Вань? Я ему не дочь, не любовница, с какой стати он решил проявить такое участие? Не понимаю.

Она и в самом деле выглядела очень растерянной. Оно и понятно, а кто бы не растерялся. Никогда ничего не выходило за рамки деловых отношений, и тут вдруг такая забота…

– Кто знает, с чего это Бобров решил понаблюдать за твоим мужем, – пожал могучими плечами Иван. – Может, и правда о тебе пекся, ведь у вас на тот момент какие-то проблемы были, или я что-то путаю?

– Да не было никаких проблем. Витя просто долго не мог найти работу, только и всего. Я хотела попросить Николая Алексеевича, потом передумала.

– А он об этом узнал, Николай Алексеевич?

– Узнал, я сказала ему.

– Ну вот! А еще спрашиваешь! – обрадовался Чаусов и покосился в сторону газовой плиты. – Может, поставишь все же чайник, желудок сводит.

– Хорошо.

Она метнулась к плите, быстро налила воды в чайник, поставила его на огонь. Тут же принялась хлопать дверцами шкафов, пытаясь найти хоть что-нибудь к чаю, но ничего, кроме половины пачки овсяного печенья, не было. Она давно не была в магазине, очень давно. Днем еще что-то удавалось проглотить в кафе, дома она есть не могла. С трудом давилась кофе.

– Вот, Ваня, больше ничего нет. Извини, – она поставила перед ним огромную кружку апельсинового цвета с чаем, пододвинула поближе блюдце с печеньем. – Даже бутерброды сделать не из чего… Так он приказал следить за Виктором, чтобы убедиться в его адекватности?

– Ну! А я о чем! – обрадовался Чаусов, что у Виктории нашлось объяснение. Он бы до такого слова в жизни не додумался.

– И что ты ему о нем доложил? Каково было твое мнение о моем муже?

Вика снова села к столу, взяла с блюдца одно печенье и принялась катать его по скатерти. Есть совершенно не хотелось, и даже аппетитный хруст, издаваемый Чаусовым, не вдохновлял. Она бы и выгнала сейчас этого громадного парня, если бы не вопрос, который ее принялся терзать. Но подойти к этому вопросу следовало очень осторожно, очень. Иван, он хоть и простоват с виду, но наивным не был. И сразу поймет, куда она клонит, и не скажет уже тогда ничего. Вон как перепугался, когда она про Грибова вспомнила. Что-то здесь не так…

– А че, нормальный мужик с виду. С бабами не таскался, ну я в том смысле… – Он вдруг засмущался, принялся гонять громадной ладонью крошки от печенья по столу. – Для него только: дом – работа, работа – дом. С друзьями тоже я его не видел. Всегда один или с тобой.