«Я получил самый важный урок в своей жизни в марте 1945года, сказал он. — Я получил этот урок в море на глубине 276 футов у побережьяИндокитая. Я был одним из восьмидесяти восьми человек, находившихся на бортуподводной лодки „Байя С. С. 318“. С помощью радара мы обнаружили, что к намприближается небольшой японский конвой. С приближением рассвета мы погрузились наглубину, чтобы начать атаку. Через перископ я увидел японский сторожевойкорабль, танкер и минный заградитель. Мы выпустили три торпеды по сторожевомукораблю, но промахнулись. Что-то вышло из строя в механизме каждой торпеды.Сторожевой корабль, не зная, что его атакуют, продолжал идти своим курсом. Мыприготовились атаковать последний корабль, минный заградитель, но неожиданно онповернулся и пошел прямо на нас (японский самолет выследил нас на глубинешестидесяти футов под водой и сообщил по радио о нашей позиции японскомузаградителю). Мы погрузились на 150 футов, чтобы нас не обнаружили, иподготовились к тому, что нас будут атаковать глубинными бомбами. Мы наложилидополнительные болты на люки; а чтобы движение нашей лодки было абсолютнобесшумным, выключили все вентиляторы, систему охлаждения и все электрическиеустройства.

Через три минуты перед нами раскрылись двери ада. Шестьглубинных бомб взорвались вокруг нас, и нас швырнуло вниз на дно океана наглубину 276 футов. Мы были в ужасе. Подвергаться атаке в воде на глубине менее1000 футов считается опасным, а на глубине менее 500 футов — почти смертельным.Нас атаковали на глубине едва превышавшей 250 футов. Так что ни о какойбезопасности не могло быть и речи. В течение пятнадцати часов японский заградительпродолжал бросать глубинные бомбы. Если бомбы взрываются в пределах семнадцатифутов от подводной лодки, в лодке образуется пробоина. Трудно было сосчитать,сколько бомб взорвалось в пределах пятидесяти футов от нас. Нам было приказано„обезопасить себя“ — спокойно лежать на своих койках и не терять контроль надсобой. Я был так испуган, что едва мог дышать. „Это смерть, — говорил я себеснова и снова, — это смерть!..“ Поскольку вентиляторы и система охлаждения быливыключены, температура воздуха внутри подводной лодки превышала 100градусов,[5] но от страха мне было холодно, меня не согревали даже свитер икуртка на меховой подкладке, которые я надел. Я дрожал от холода. Мои зубыстучали. На коже у меня выступил холодный, липкий пот. Атака продолжаласьпятнадцать часов. Затем внезапно она прекратилась. Вероятно, японскийзаградитель израсходовал весь свой запас глубинных бомб и уплыл. Эти пятнадцатьчасов атаки тянулись словно пятнадцать миллионов лет. В моей памятипромелькнула вся моя жизнь. Я вспомнил все плохое, что сделал в жизни, и мелкиенеприятности, о которых я беспокоился. До службы на флоте я работал клерком вбанке. Я переживал из-за того, что мне приходилось много работать, а заработокбыл очень скудный и почти никаких надежд на повышение. Меня беспокоило то, чтодом, в котором я жил, мне не принадлежал, что я не мог купить новую машину, немог купить своей жене красивые платья. Как я ненавидел своего начальника —старика, который постоянно ворчал и придирался ко мне! Я помню, как нередко яприходил вечером домой сердитый, недовольный и ссорился с женой по пустякам.Меня беспокоил шрам на лбу, который остался после автомобильной аварии.

Много лет назад все эти неприятности казались мне огромными!Но какими ничтожными показались они, когда глубинные бомбы угрожали отправитьменя на тот свет. Я поклялся себе тогда, что никогда, никогда не буду большебеспокоиться, если мне посчастливится снова увидеть солнце и звезды. Никогда!Никогда!! Никогда!!! В эти ужасные пятнадцать часов я узнал больше об искусствежить, чем за четыре года обучения по книгам в Сиракьюсском университете».

Мы часто мужественно ведем себя при тяжелых жизненныхпотрясениях, а затем позволяем пустякам, мелким уколам сваливать нас. Вот что,например, рассказывает Сэмуэл Пепис в своем дневнике о казни сэра Гарри Вэйна.Он видел, как Вэйну в Лондоне публично отрубили голову. Когда сэр Гарри вступилна помост, он не умолял сохранить ему жизнь, он умолял палача не задеватьвызывавший боль фурункул у него на шее!

То же самое свойство человека обнаружил адмирал Бэрд вужасном холоде и темноте полярных ночей. Он говорил, что его подчиненные большенервничали из-за пустяков, чем из-за серьезных вещей. Они стойко переносилиопасности, тяжелые условия жизни, холод, который часто был ниже 80 градусов.[6]«Но, — рассказывал адмирал Бэрд, — иногда закадычные друзья переставалиразговаривать друг с другом, потому что один подозревал другого в том, что тотпоставил свои инструменты на его место. Я знал человека, который мог есть в столовойтолько тогда, когда находил себе место, откуда ему не было виднофлетчериста,[7] тщательно пережевывавшего свою еду двадцать восемь раз, преждечем проглотить ее».

«В заполярном лагере, — говорил адмирал Бэрд, — подобныепустяки обладают способностью доводить даже дисциплинированных людей до гранибезумия».

И вы могли бы добавить, адмирал Бэрд, что и в супружескойжизни «пустяки» часто доводят людей до грани безумия и вызывают «половину всехсердечных заболеваний в мире».

По крайней мере так считают специалисты. Например, судьяДжозеф Сабат из Чикаго, который провел более сорока тысяч бракоразводныхпроцессов, утверждает: «Пустяки лежат в основе большинства несчастливыхбраков», а Фрэнк С. Хоган, прокурор Нью-Йоркского округа, сказал: «Почти половинауголовных дел, разбираемых в наших судах, начинается с пустяков. Бравада вбаре, домашние пререкания, оскорбительное замечание, неуважительное слово,грубый выпад — это именно те пустяки, которые ведут к нападению и убийству.Очень немногие из нас были жестоко обижены в жизни. Ведь именно незначительныеудары по нашему чувству собственного достоинства, оскорбительные замечания,ущемление нашего тщеславия вызывает половину сердечных заболеваний в мире».

Когда Элеонора Рузвельт первый раз вышла замуж, она «целымиднями испытывала беспокойство», потому что ее новый повар плохо готовил обед.«Но если бы так было сейчас, — говорит миссис Рузвельт, — я бы пожала плечами изабыла об этом». Прекрасно! Именно так должны вести себя взрослые люди. ДажеЕкатерина II, отличавшаяся исключительным деспотизмом, обычно только смеялась,когда повар портил какое-нибудь блюдо.

Мы с миссис Карнеги однажды обедали у нашего друга в Чикаго.Разрезая мясо, он сделал что-то неправильно. Я не заметил этого. А если бызаметил, то не придал бы значения. Но его жена это увидела и набросилась нанего при нас. «Джон, — закричала она, — ты не видишь, что ты делаешь! Когда жеты научишься вести себя за столом!»