Эйден никогда еще не чувствовал себя таким неуклюжим со своими негнущимися пальцами и далекими от изящества манерами. Все было не так.

Не мог понять, чем именно происходящее его задевает.

Тайра разглядывала его, думая о своем.

Богрен писал о ней, как о женщине умной и деловой. Нет, не писал ничего личного, но лишь о ее живом участии в городской жизни, в строительстве больницы, благотворительности, о том, как помогала в школах.

Старалась хоть что-то хорошее сделать. Кому-то помочь.

Она не смогла спасти мужа и сыновей… с подрастающими сыновьями вообще не сладить… и теперь, даже неосознанно, пыталась спасти хоть кого-то, чтобы сердце болело не так сильно. Пыталась скрыться от чувства вины, от ощущения беспомощности. Быть нужной и делать добро. По уму, этой особенностью госпожи Орах стоило пользоваться. Убедить, что помогая Эйдену, она спасет многих. Цинично, но действенно. Это нужно и ей тоже, она хочет сама. Эйден ни в чем ее не обманывает.

И все равно на душе скребли кошки.

С другой стороны – это ведь она. Ее сила запустила черный круг. Не только ее сила, но и ее тоже. Да, личное горе, спонтанная реакция, которую невозможно контролировать. Черный круг на месте той деревни, где погибли ее сыновья… нет, Эйден не знал этого наверняка, но почти не сомневался. Так бывает. Ее дар куда сильнее, чем, вероятно, она сама думает, просто дар не использовался, она не училась. Но сила, которая запустила, возможно, сможет и остановить. Нужно только найти подход.

От этого кошки скребли еще сильнее.

Играть в игры Эйден не умел и всегда старался говорить прямо. Он и сейчас честно старался говорить все, как есть. Но все же, в этом было что-то неправильное.

Может быть, оттого, что глядя на эту женщину – внезапно хотелось большего. Несмотря ни на что.

И это безумно пугало, потому что сбежать сейчас он не сможет.

Нужно заняться работой, иначе от роящихся в голове мыслей Тайра сойдет с ума.

На прядильни новые партии шерсти привезли, стоит посмотреть, отвлечься, заняться чем-то, что совсем далеко от проклятий и всего…

Тянуло даже самой сесть за прялку. Но в таком состоянии нельзя. Душевный раздрай передастся в нить и никому не принесет ничего хорошего. Даже если без крови, без заговора, у Тайры все равно достаточно сильный дар, чтобы передать. Разве что напрясть и сжечь? Это успокоит, она уже делала это, боль уходит в пряжу.

Поэтому для работы в прядильнях не берут тех, у кого есть дар – опасно.

Раньше было иначе.

В старину, когда кровь хойне была еще сильна, прядильщицы с сильным даром собирались в круг, пели песни и пряли пряжу, заговаривая ее на удачу, на счастье, на здоровье и долгие годы жизни. Потом из этой пряжи ткали полотно, шили рубашки. Такие рубашки ценились на вес золота, если надеть – ничего не страшно, любую беду отведут.

Сейчас таких мастериц совсем не осталось. Заговорить столько нити, чтобы хватило на полотно – ни у кого не хватит сил. Столько любви в душе не хватит. Потому что пока прядешь – нельзя думать о плохом. Когда мастериц с сильным даром много, когда все вместе смеются и поют, то общий фон не дает помешать случайной темной мысли, все сглаживается, все вокруг наполняет благодатью. Поэтому собирались пряхи часто в доме, где есть больные, и тогда на утро все выздоравливали. Или в поле – и тогда земля давала обильный урожай.

Сейчас не выходит…

Со временем, вместо рубашек стали делать тесемочки, чтобы повязывать на руку. Потом и от этого отказались. Просто пряжа, хорошая тонкая мягкая шерсть, которая до сих пор ценится.

Если кто-то прял заговоренную нить, то больше для себя. В одиночку, без поддержки, сложнее вытянуть так, чтобы на удачу, а не на беду. Сложнее вложить только добро. Тайра пыталась. Скрепляла заговор собственной кровью. Вышивала этой нитью сорочки.

Не помогло.

До сих пор винила в этом себя.

Два года прошло, но сердце не переставало болеть, не улеглось.

Отвлечься работой? Иначе не выходит.

Тайра успела пройтись по складам, внимательно осмотреть все, что привезли, оценить, что из этого куда направить, сходить в прядильный цех, засесть за бухгалтерские книги… кода пришел Тиммет.

– Так он был у тебя?!

Это даже не вопрос, ноздри Тиммета зло раздувались. Тонкие, и без того резкие черты лица совсем заострились.

– Кто? – спросила Тайра. Не то, чтобы она не понимала, но такое начало ей не нравилось.

– Наместник! Или к тебе ходит кто-то еще? Он провел ночь у тебя! Ти, неужели ты так низко пала?

И без того было неспокойно, но сейчас, от этой дурацкой ревности, разбирала злость. Настолько, что объяснять Тайра не хотела.

– А если и провел, то что? – холодно сказала она, захлопывая книгу. – Разве тебя это касается?

В глазах Тиммета полыхала ярость. Пальцы сжимались.

А пальцы… руки, кстати, в перчатках. Не то, чтобы это было странно, Тиммет часто перчатки носил, берег руки. Да и сейчас наверняка приехал верхом…

– Так ты с ним спала? – зашипел он, шагнул ближе к столу.

За последние два года Тиммет испробовал все. Он ухаживал за Тайрой, дарил подарки, старался быть ближе, старался участвовать в ее жизни, как только мог. Он был внимателен и нежен, хотя раздражение и нетерпение прорывались все чаще. Однажды, когда Тайра в очередной раз отказала ему, он начал кричать, что Тайра дура, не понимает, что он ее последний шанс, что она пока еще хороша собой, дар дает о себе знать, но долго это не продлится. Что она постарела за эти два года, и постареет еще. И уже будет совсем никому не нужна. Еще немного, и больше никто на нее не позарится. А ведь Тайра еще может быть счастливой, выйти замуж и даже родить детей. А вместо этого она только гробит себя и живет лишь прошлым.

Тайра сказала тогда, что ей плевать. Она будет жить и поступать так, как хочет сама. И никакие истеричные вопли Тиммета ее решения не изменят.

Он был в ярости.

Он кричал: «Почему? Ты ведь не любила его!» Не любила. То есть, в самом начале влюбленность была, самая искренняя. Было восхищение. Каро всегда был таким красивым, элегантным, образованным, страшно умным. А она – наивная деревенская девочка. Он научил ее всему. Тайра смотрела на него как на божество, и то, что это божество снизошло до общения с ней, у нее вызывало трепет. Потом, конечно, трепет прошел, восхищение сменилось привычкой, но уважение осталось. Он был хорошим человеком. И отношения у них были хорошие до самого конца, но под конец – почти дружеские, братские. Тайра не изменяла мужу, потому что эти отношения ценила и не хотела ничего менять. Привыкла.

Но не любила.