Попытался встать.

Но Тайра не дала.

– Не вздумайте, – сказала твердо. Надо успокоиться. Так нельзя. – Подождите. Можно, я попробую еще? Я больше не отвлекусь.

Довериться ей снова? На что она надеется?

Он сглотнул. Тихо зло выругался, почти беззвучно. Очень долго молчал, только чуть подрагивали от напряжения пальцы.

– Хорошо, – выдохнул, наконец. – Пробуйте.

Ему нечего терять.

Тайра сможет. Нельзя сейчас сдаваться и отступать, она уже достаточно отступала, больше некуда. Обязательно сможет и больше не упустит этот момент.

Огонь под ее пальцами. Сначала так жжет, что прикасаться почти невозможно. Потом, потихоньку, начинает утихать. И она чувствует, как Эйден немного расслабляется, как отступает боль. Тихо. Все будет хорошо. Сейчас все получится. Пусть не убить этот огонь, но хоть усыпить. Сосредоточиться и не отпускать.

Все хорошо…

Тихо-тихо… словно баюкая. Долго, осторожно. Шаг за шагом.

Когда Тайра открыла глаза, поняла, что Эйден спит в кресле, она усыпила и его тоже. Дышит глубоко и ровно, спокойно.

Пусть спит. Уж очень тяжелый был день.

Она немного выдохнула. Принесла плед, укрыла господина наместника. Невольно улыбнулась, глядя, как он во сне пытается подтянуть к себе ноги…

На сегодня хватит, ей тоже пора идти спать.

А завтра – они решат.

Только проснувшись, Эйден понял, что затекла шея.

Еще бы не затекла, если спать сидя в кресле, он не мальчик уже.

Удивительно только, что ничего не болело. Даже шея, пусть и не разгибалась толком, не поворачивалась, но если не дергаться – не сильно мешала, сейчас походит, разомнется и все пройдет. На груди слабо чесалось, не отвлекая, и новых шрамов не прибавилось, а то ведь Эйден думал, что после вчерашнего будут новые. Но ничего.

И легкость во всем теле, какой давно уже не помнил.

Потянулся.

Светло за окном.

Его укрыли теплым пледом и даже сняли с ног сапоги. Но сапоги скорее не из-за заботы о нем, а потому, что он пытался с ногами на кресло влезть, и влез-таки. А сапоги грязные. Рядом стоят. И рубашка его лежит тоже.

Ладно. Поспал он отлично, пора и за дела. А то ведь чем дальше, тем интереснее.

Тайра сидела в гостиной, вышивала. Что-то маленькое… платочек? Бежевые цветочки на нем. Почему-то вышивка притягивала взгляд.

– Доброе утро, госпожа Орах.

Она подняла глаза, улыбнулась, разглядывая его, и, судя по всему, этим осмотром осталась довольна.

– Доброе утро, господин Эйден. Как вы себя чувствуете?

– Отлично, – честно сказал он. – Благодарю за помощь.

– Не стоит, – сказала она. – Да и скоро ваше проклятие начнет просыпаться снова, тогда придется повторить.

– Повторить?

Эйден живо представил, как ходит сюда по вечерам, садится, а она вот так кладет ладошку… Может быть, не так и плохо все это?

– Если проклятие развернется сильнее, моих сил может не хватить, – сказала Тайра. – Но чем смогу – постараюсь помочь. И еще… я уже почти закончила. Возьмете платок, повяжете на руку, лучше повыше, у локтя, а не на запястье, чтобы в глаза не бросалось. Тут магия простая, но от морока может защитить.

– От морока? Думаете, все что было вчера, мне показалось? Ничего не было.

Тайра нахмурилась.

– Не знаю, – строго сказала она. – Но думаю, лишняя защита не повредит. Это настоящая нить, я сама пряла… давно, немного потускнела, но заговор на крови еще держится. Возьмите. Шерстяной нитью надо к коже.

Она закончила, завязала последний узелок и поднялась. Стояла, протягивая этот платочек Эйдену чуть неловко.

Ему самому неловко стало, потому что нельзя не понять откуда эта нить.

– Нить вы для мужа заговаривали?

Брать у нее подарок казалось неправильно. Даже не потому, что Эйден в чем-то виноват, он с Тайрой знаком третий день, с ее мужем не был знаком вовсе. И не имеет отношения к тому, что тут было.

И все равно – неправильно.

– Для сыновей, – сказала она, голос дрогнул. – Для мужа не успела, не понимала еще, чем может обернуться. Каро забрали почти сразу, едва началось. Пряла для сыновей, сорочки им вышивала, думала, вдруг хоть чем-то помочь сможет. Они же горячие такие были, не удержать, рвались в драку, все за правду хотели… Не помогло.

Запнулась и дальше не смогла, отвернулась, комкая в руке платок.

У Тайры было два сына, старшему было семнадцать, младшему шестнадцать или около того. То, что Эйден знает – они погибли в перестрелке в горной деревушке, вместе с местными бунтовщиками, тоже с оружием в руках. Считали, наверно, себя уже взрослыми, хотели наравне с остальными. Хотели отомстить за отца.

Заговоренная нить не укроет от пули.

Взять Эйден не мог.

– Мне, наверно, не стоит, госпожа Орах.

Он не причастен, но он все равно по другую сторону. Тут личное.

Тогда она решительно подошла сама.

– Вы ни в чем не виноваты, – сказала твердо. – По крайней мере, в том, что произошло здесь не виноваты точно, мне не за что вас винить, вас здесь не было. У меня осталось немного нити. Лишней. Еще год – два, и силы в ней не останется, она выдыхается со временем, я не умею так, чтобы навсегда. Но пока сила есть, пусть хоть кому-то послужит. Почему бы и нет?

Расстегнула у него рукав, подняла, сама завязала.

Эйден послушно стоял. Пальцы у Тайры холодные, чуть-чуть от волнения дрожат.

– Спасибо, – сказал он. – Я вам, теперь, пожалуй, очень многое должен.

Она качнула головой.

– Не благодарите, – так, словно сама не уверена. – Лучше сделайте то, что обещали.

Она стояла совсем рядом, смотрела на него снизу вверх, немного испуганно. Глаза зеленые, а в глазах, на самом дне, тлеют горячие угли, еще немного и полыхнет. Только что это будет за огонь?

– Сделаю, – сказал Эйден. Куда ему деваться.

Когда на тебя так смотрят – не сделать нельзя, даже смерть не остановит.

– А вы… – начала она неуверенно. – Там завтрак готов. Не хотите позавтракать?

– Хочу, – согласился он.

Завтрак тоже вышел неловким.

Светских разговоров Эйден вести не умел, а говорить о деле сейчас было не слишком уместно. Не за завтраком. Все эти изящные чашечки с тонкими ручками, изящные ложечки…

Красивая женщина, которая сама не знала, зачем позвала его. Она сидела напряженно, с прямой спиной, едва притронувшись к маленькой булочке с корицей, откусив и отложив. Немного кофе…