тебе приказываю. Твой отец мне тебя на руки сдал; в эту сторону не велел ходить.

Прошло три года с новым отцом; Стенька научился на охоту ходить; когда птицу, когда две принесет. Возлюбил его атаман и так его лелеет, паче сына своего.

В одно прекрасное время взял Стенька шашку и ружье, вышел за ворота и думает:

— Куда сегодня итти мне? Да что ж мне отец приказыват в эту сторону не ходить?

Подумал и поглядел на востру шашку в руках.

— Тут дорога опа́сна; моя булатная шашка притупела.

Стенька воротился назад, взял бросил шашку.

— Вот ты мне не слуга! Я выберу но́ву!

Выбрал первую, саму во́стру шашку, перекрестился и пошел по новой дороге. Шел он немного чащей и вышел на большую поляну. Вдруг видит перед собою огромную чу́ду.

— Нет, это не так, — думает; — я здесь теперь должен погибнуть.

Испугался, стоит на одном месте, не знат что делать.

— Куды же мне деться и как от этой чудищи скрыться?

Чудища подняла голову и увидала юношу; дохнула на него и стала двигаться к нему. Стенька заплакал и думает:

— Пропал! Говорил мне атаман: не ходи по этой дороге! Я его слов не послушал.

Стал подходить ближе, вынул вострый меч, положил его на правую бедру.

— Неужто, — думает, — бог мне не поможет срубить Волкодира? Я не буду так трусить, и бог поможет!

Волкодир его тянет и хочет проглону́ть сразу. Стал Стенька шашкой своей владать, все челюсти ему разреза́ть. Когда челюсти ему до ушей разрезал, и нижняя часть отстала, захватить Волкодира силы не стало, развернулся Степан своею шашкой и давай голову рубить, сколько силы его хватало (потому что он был не богатырь). Отрубил голову, — стал брюхо разреза́ть; разрезал брюхо, нашел в кулак камень и дивуется над этим камнем. Повернулся и пошел. Идя он дорогой, думает себе:

— Что это за вещь такая, и какой это камень?

Взял, нечаянно лизнул и узнал все, что есть на свете, ахнул перед собой.

— Вот, — думает. — Этот камень мне дорог!

Пришел домой к отцу.

— Здравствуй, тятенька, я ходил на охоту, и такая была удачна: погубил свого неприятеля, который нам ходу не давал.

Отец ему и говорит:

— Врешь, Степан! Твой прежний отец тут семьдесят-пять лет жил с своими подданными, и то этого не мог сделать, а ты девяти годов мог такого противника погубить?

Степан побожился и поклялся.

— Правду, тятенька, говорю! Хошь сейчас поедем, поглядим!

Под тот час съехалась вся шайка.

— Ну-ка, братцы, — сказал Василий Савельич, — оседлайте лошадей! Стенька говорит, что он нашего неприятеля срубил.

Все в голос закричали:

— Мы жрать хотим!

Атаман и говорит:

— Да, ведь недалеко: скоро вернемся. Если правду говорит, мы пирушку сделам!

Оседлали лошадей. Сел Степан на коня, сам вперед поехал, за нём атаман, Василий Савельич. Доехали до долины, увидели Волкодира с отрубленною головой; закричали все: «Ура!» и Степану честь-хвала. Воротились домой; атаман и говорит:

— Ну, вот топерь, братцы, мы гулям!

Сделали пир, трое суток гуляли и все Степана восхваляли.

— Топерь поживем! — говорит атаман. — Нам топерь воля на все четыре стороны! Кутнем-ка еще, братцы!

Стал Василий шайку набирать и задумал по лесу раз погулять. Сел на доброго коня и поехал вперед, по новой дороге. Выехал он на Азовское море, и увидел он небольшой кораблик.

— Вот, братцы, — говорит, — мы этим никогда не занимались; а хороша была бы нам добыча: и хлеба, и одёжи, и казны вдоволь!

Одни разбойники и говорят:

— Эх, Василий Савельич, это что за добыча? Мой дед и отец в Саранских лесах жил, — так вот там добыча!

— А что?

— Что? Там скот дешев, и народ ремеслен, и всяких заводов много.

— Да нет, надо испытать, — говорит Василий. — Нам уж туды некуда лезть, потому я стар, а вот сядем-ка в легку лодку, да поедем в догон.

На берегу Азовского моря стояла небольшая косоу́ха. Сели в нее все двенадцать человек, взяли весла и грянули догонять кораблик. А на нем был капитан очень хитрый. Подогнал атаман к кораблю, а капитан на борт вышел, поддернул свои портки — их на сорок сажен отбросило. Атаман вскричал громко:

— Ай да, грянем веселее!

Напустились они в другой раз; капитан их вплоть подпу́стил, шибко дернул за штаны — их угнало за полторы версты.

— Нет, братцы, — говорит атаман, — я как этим делом не занимался, и вам не советую.

Взял плюнул в лодку и пошел до коней. С такой досады они сели на коней и поехали домой. С эфтова время заболел атаман, стал подданным говорить:

— Кто моим делом управлять будет? Я советоваю, братцы, Степана в атаманство посадить.

Тут все стали на это роптать:

— Мы сколько лет живем, а этого не видим. Недавно он пришел и атаманом хочет быть!

Степан вышел к товарищам и говорит:

— Если я атаманом не буду, так не хочу с вами служить! Ну, кто чего знат и какие искусства кто покажет? — закричал Степан. — Ну-ка, кто из вас такой ловкий? Преклони весь лес к земле!

Все выпялили на Степана глаза и ни слова не сказали.

— Никто из вас не выбиратся? — крикнул Степан.

— Нет, никто не может.

Вынул и поднял Степан шашку кверху и скомандовал:

— Лес, преклонись к земли!

Глядят разбойники, а лес на земле лежит. Закричали все:

— Быть Степану атаманом!

Степан ответил им:

— Ну, братцы, служить со мной так служить! Покажите, как вы охотитесь, как бьетесь? Мы так жить не будем, а пойдем в привольные стороны.

Разделил Степан свое войско на две части, скомандовал друг на дружку, в шашки. Они так бились и рубились, что никто друг друга не ранил и не убил.

— Ну, братцы, я в надежде; могу итти с вами. Топерь мы здесь не заживемся: в привольны стороны пойдем! Забирайте все свое имущество и выедем мы на Азовско море и отправимся в Саропский лес.

Собрались разбойники, сели на коней и поехали на Азовское море. На берегу нет ни лодки, ни расши́вы; ни виду про них, ни слуху.

— Ну, что же, братцы, будем делать? — говорит Степан. — На чем через море поедем? Давай сюды мою большую кошму!

Степан разостлал ее на море; сделался вдруг большой корабль. Посадил на него шайку и лошадей поставил, громко вскричал:

— Грянем, братцы, веселее!

Только его и видели. Приехал он к Саропскому лесу и говорит:

— Ну, братцы, вы тут постойте, я съезжу, поразгуляюсь.

Они на берегу себе табор сделали, а Степан сел на коня и поехал по́