Лисин попросил почтеннейшую публику пропустить его, подошел к двери и толкнул ее. В освободившееся пространство, как в водоворот, быстро проникли Сидельников, Юштин и Гасилов.

За столом сидел Мартынов. Напротив него на стуле разместился некий субъект. Руки задержанного были заведены за спину и скованы браслетами. По обеим сторонам от этого человека, словно в почетном карауле у гроба государственного деятеля, замерли двое полицейских.

Лисин обогнул стол, зашел со стороны городского прокурора и, внимательно, ощупывая каждую складку на одежде и любую морщину на лице, осмотрел фигуранта. Ему было между тридцатью и сорока. Может, и больше. Точно определить возраст было невозможно из-за густой светлой щетины, равнодушных глаз и очень короткой стрижки. Если не брить пятидесятилетнего мужика несколько дней, а после пройтись по его голове машинкой, то он будет казаться сорокалетним до тех пор, пока не скажет, что своими глазами видел запуск первого искусственного спутника Земли.

Глаза незнакомца светились равнодушием. Вот это Лисина сразу и насторожило. Когда человеку действительно наплевать на происходящее, глаза его пусты, как два ствола разряженного охотничьего ружья. Смотреть в них можно сколь угодно долго, но ничего, кроме прошлогодней копоти, обнаружить не удастся.

Следователь провел пальцем по уголкам губ, прошел к стене и уселся на подоконник за спиной прокурора. Сидельников чуть подумал и опустился на один из гостевых стульев. Юштин и Гасилов предпочли стоять.

— Это тот человек, которого вы ищете, — спокойно заметил Мартынов, даже не беря на себя труд оборачиваться.

Он знал, что, сделав это, увидит следователя Генпрокуратуры, сидящего на подоконнике за его спиной.

— Не может быть.

Сидельников навострил уши, прислушался. Такого безразличия в голосе Лисина капитан МУРа не слышал еще ни разу, хотя давно знал важняка. Причин такому равнодушию могло быть две. Лисин стоически терпел удар или же готовился нанести его. Причем такой, выдержать который так же спокойно Мартынов вряд ли сможет.

— А по какому делу?

Мартынов услышал неожиданный вопрос и расслабил лицо так, что щеки почти обвисли. Он забыл о честолюбии, крутнулся на стуле как ужаленный.

— Что значит по какому делу? — Госсоветник явно заволновался.

— Я спрашиваю, к какому из расследуемых мною дел относится лицо, которое вы задержали? — уточнил Лисин, окончательно выводя из себя городского прокурора.

Все это время Гасилов рассматривал задержанного мужчину и силился дать самому себе ответ на вопрос: тот ли это человек, который стрелял в него, а после и бросал «ТТ» ему в голову? Он изо всех сил напрягал память, но не находил ни утвердительного, ни отрицательного ответа. Сейчас, когда шок миновал, черты убийцы стали какими-то неровными. Теперь Гасилов очень хорошо помнил лишь черный зрачок ствола «ТТ». Все вокруг него стало мутным и бесформенным.

В любом случае тот убийца не был таким седым, да и волосы у него подлиннее, хотя и самую малость.

— Иван Дмитриевич, — тихо заговорил Мартынов, в голосе которого содержалось столько яда, что им можно было прикончить отару овец. — Мне до сих пор думалось, что вы здесь по одному уголовному делу.

— Я тоже так считал, — отрезал Лисин. — Но теперь мне кажется, что уголовных дел будет больше, чем одно. В любом случае проведем блицопрос. — Важняк чуть наклонился над прокурором, слегка надавил на спинку кресла тяжелой ладонью и пробормотал: — Я очень занятой человек, Андрей Сергеевич. Поэтому работаем быстро. Первый вопрос вам: как вы задержали лицо, сидящее сейчас напротив вас?

Выяснилось, что лицо, доселе молчащее и вводящее тем Лисина во все большее разочарование, явилось в здание с белыми колоннами само. Без конвоя, без повестки.

Оно распахнуло тяжелые высокие двери, подошло к тетке, выписывающей пропуска, и спросило:

— Где тут у вас заявления делают?

Тетка уже оправилась от предыдущего потрясения и отправила этого типа в ЗАГС.

— Вы не поняли, — продолжало настаивать явившееся лицо. — Я хочу знать, где тут у вас заявления о преступлениях делают.

Визитер был послан в полицию.

Видимо, какая-то причина мешала данному лицу последовать доброму совету, поэтому оно спросило прямо, на этот раз без обиняков:

— Где тут у вас по поводу трех убитых прокуроров заявления делают, дура, соломой набитая?!

То ли обида за тетку, то ли какая иная причина повлияла на полицейских, сидящих неподалеку. Науке это неизвестно. Но уже через несколько секунд посетитель лежал на бетонном полу холла, хрипел, стонал от боли и слышал, как на его запястьях с треском защелкнулись наручники.

Потенциальный подозреваемый был немедленно препровожден в кабинет. Городской прокурор Мартынов, пользуясь отсутствием московского следователя Лисина, произвел первый допрос.

В ходе оного выяснилось следующее.

1. Задержанного зовут Ким Петрович Касторников.

2. Он с детства, еще с тех времен, когда гонял по крышам Старооскольска голубей, ненавидел прокуратуру по причине указанных ниже фактов:

2.1. Его отец, Петр Викторович Касторников, судим за убийство.

2.2. Мать, имя которой Ким Петрович не помнил, бросила его сорок лет назад, увлекшись следователем прокуратуры, посадившим его отца, Петра Викторовича Касторникова.

3. Мысль поквитаться с организацией, виновной в неудачном начале его жизни, пришла в голову Кима Петровича месяц назад.

4. Он стрелял в первых встречных сотрудников прокуратуры, заходя в те кабинеты, где раздавались голоса.

Лисин слушал очень внимательно, если так можно было истолковать вялый взгляд, направленный в угол кабинета.

— Где вы взяли револьвер «смит-вессон»? — вдруг спросил он, когда ему надоело слушать речи Касторникова и пояснения Мартынова, разоблачающего злодея.

— Какой…

— Я прошу вас помолчать, — грубо оборвал старооскольского прокурора Лисин, покраснев щеками. — Итак, где вы взяли револьвер, Касторников?

— Купил, — подумав, ответил тот, и Сидельников, пряча улыбку, зашел еще дальше в угол.

— Что ж, — молвил Лисин. — Купить «смит-вессон» не так трудно, как найти к нему патроны, да?

— Я купил оружие вместе с патронами, — стрельнув взглядом, объяснил Касторников.

— Сколько было патронов в барабане?

— Шесть, — исчертив взглядом весь пол кабинета, с небольшой задержкой ответил тип, закованный в наручники.

— Господа полицейские?..

Два сержанта, дежурившие в утро убийства в холле прокуратуры, таинственно пожали плечами. Этот жест можно было растолковать двусмысленно, от «не помню» до «совершенно не похож».

— Выдавите из себя хоть что-то, — велел им Лисин.