Если жизнь – это игра в статус, то что же случается, когда у нас его отнимают? Что происходит, когда человека снова и снова заставляют чувствовать себя ничтожеством? Унижение можно рассматривать как противоположность статусу, как ад по сравнению с раем. Как и статус, унижение приходит от окружающих. Как и статус, оно зависит от оценки другими людьми нашего места в социальном рейтинге. В обоих случаях чем выше ранг и чем больше оценивающих, тем сильнее влияние их оценки. Наконец, как и статусу, мы придаем унижению огромное значение. Унижение описано исследователями как «ядерная бомба эмоций», способная, как демонстрируют эксперименты, вызывать глубокую депрессию, суицидальное состояние, психозы, вспышки гнева и острую тревожность, «в том числе характерные для посттравматического стрессового расстройства». Специалист по криминальному насилию профессор Джеймс Гиллиган описывает опыт унижения как «полное уничтожение личности». На протяжении нескольких десятилетий он проводил исследования в тюрьмах и тюремных больницах, выясняя причины насилия, и в конце концов пришел к «психологической истине, проиллюстрированной тем фактом, что раз за разом самые жестокие люди, с которыми я работал на протяжении этих лет, рассказывали мне, как их многократно унижали в детстве».

Логика статусной игры диктует, что унижение (и в чуть меньшей степени стыд, который можно рассматривать как личное переживание унижения, ощущение ужасающе негативной оценки воображаемой аудиторией в наших головах) должно иметь уникальные катастрофические последствия. Психологи профессор Раймонд Бергнер и доктор Уолтер Торрес считают, что унижение – это абсолютное стирание статуса и способности претендовать на него. Они предлагают считать унизительными эпизоды, соответствующие четырем условиям. Во-первых, мы должны верить (и большинство из нас верят), что заслуживаем статус. Во-вторых, унижение должно быть публичным. В-третьих, те, кто подвергает нас унижению, сами должны обладать статусом. И наконец, самое безжалостное: речь должна идти об «отказе в возможности завоевать статус обратно». Или, в нашем контексте, о том, чтобы вообще исключить человека из статусной игры.

В остром состоянии унижения мы так живописно скатываемся вниз на шкале рангов, что нас перестают считать полезными игроками. Нас больше нет, нас отправили в ссылку, отменили. Наши связи с окружающими разорваны. «Критическую важность этой составляющей трудно переоценить, – пишут авторы. – Когда унижение аннулирует статус личности, человеку, по сути, отказывают в праве на восстановление утраченного». Если люди – игроки, запрограммированные стремиться к связи и статусу, унижение оскверняет обе эти глубинные потребности. И вы ничего не можете с этим поделать. «Они потеряли право голоса, позволяющее заявлять о своих притязаниях в соответствующем сообществе, в частности право требовать от собственного имени, чтобы унижение прекратилось». Единственный способ восстановиться – найти новую игру, даже если это означает перестройку всей жизни и собственной личности. «Многие подвергшиеся унижению считают необходимым сменить сообщество, чтобы вновь обрести статус или, в более широком смысле, восстановить свою жизнь».

Но есть и еще одна возможность. Как гласит африканская пословица, «ребенок, которого в деревне не обнимают, сожжет деревню, чтобы почувствовать ее тепло». Если игра отвергает вас, вы можете вернуться к стратегии доминирования в ипостаси карающего божества, использовать смертельную жестокость, чтобы заставить игроков обратить внимание на ваше унижение. По итогам многолетних изысканий профессор Гиллиган пришел к выводу, что в основе большинства человеческих актов насилия лежит «желание побороть или уничтожить ощущение стыда и унижения и заменить их на нечто противоположное – на чувство гордости».

Разумеется, было бы наивно предполагать, что Эд, Тед и Эллиот совершили то, что совершили, исключительно в ответ на унижение. Если бы отсечение от статуса работало как триггер массовых убийств, такие преступления совершались бы чаще. Возможно наличие разных дополнительных способствующих факторов. Все трое были мужчинами, что сильно повышает вероятность попыток восстановить утраченный статус с помощью насилия. Про Эллиота Роджера известно, что у него было расстройство аутистического спектра, которое могло оказать влияние на его способность дружить и вступать в отношения; судебный психиатр диагностировал у Эда Кемпера параноидальную шизофрению (хотя это до сих пор под вопросом), а брат Качинского рассказал, что у Теда однажды «проявились признаки шизофрении». Но ни одно из этих состояний само по себе не является ответом на вопрос о причине, потому что подавляющее большинство тех, у кого наблюдались такие состояния, не сжигали свои деревни.

А именно это и произошло. Все трое напали на игроков в статусные игры, из-за которых чувствовали себя исключенными, установили свое превосходство над теми, кто их унижал. Мать Эда Кемпера мучила сына своей уверенностью в том, что высокостатусные образованные девушки никогда не захотят с ним встречаться. Эд начал убивать именно таких девушек, стал «убийцей студенток», прежде чем закончил убийством матери: «Я отрезал ей голову и надругался над трупом». Затем он засунул ее голосовые связки в измельчитель пищевых отходов. «Это показалось мне правильным после того, как она столько лет обзывала меня, ругалась и орала». Джон Дуглас, сотрудник ФБР, составивший психологический портрет Кемпера, писал: «Переживший опыт унижения женщинами и решивший наказать как можно больше женщин в ответ, он считал это своей миссией». И добавляет: «Он не родился серийным убийцей, но стал им».

Тед Качинский, которого унижал статусный ученый из Гарварда, стал Унабомбером («ун» означает «университеты», ставшие одной из его мишеней). Его мозг взял ощущения унижения и обиды и волшебным образом преобразовал их в историю, где Качинский выглядел героем. Он стал воевать с умниками и построенным ими миром. Качинский писал, что эпоха технологий и ее последствия стали «несчастьем для человеческой расы» и «сделали так, что жизнь больше не приносит удовлетворения, ввергли человечество в бесправие, привели к широкому распространению психологических страданий». Его кампания по рассылке взрывных устройств была началом революции, направленной на освобождение масс от рабства в «системе». Он искал и получил в обмен на обещание воздержаться от насилия фантастический статусный опыт, состоявший в том, что его манифест из 35 тысяч слов о пороках современной системы был напечатан в Washington Post.

А что же Эллиот Роджер? Вот что он рассказал в своей автобиографии длиной в роман, которую распространил перед массовым убийством: «Все эти популярные ребята живут как гедонисты, пока я вынужден годами прозябать в одиночестве. Они смотрели на меня свысока, когда я пытался стать одним из них. Они обращались со мной как с мышью <…> Раз человечество не дает мне достойного места в своих рядах, я уничтожу их всех. Я лучше их всех. Я – бог. Обрушив на них возмездие, я докажу этому миру свою истинную ценность».