случае не его мышление. Выходит, эмоции? Но они же вытеснены, архаизированы. И как же выглядят такая функция у добросердечного слабого экстраверта, которому «ничего не надо» для себя? Это не так трудно «вычислить» – стоит лишь мысленно откачнуть маятник в обратную сторону. И «архаика» заговорит: «Дурачина ты, простофиля!..» И начнется перечисление пока что того, что и в самом деле необходимо – корыто, изба. Просто не посмел попросить.

Да именно это и хотел подсказать нам Пушкин таким названием сказки. (И – забегая вперед – ее концовкой.) Роль «задавленных» эмоций доброго бессребренника старика в сказке играет его старуха. Смилуйся, государыня(!) рыбка – разбранила меня моя… (жадность?) Как мне сладить с… (Я тут ни при чем – сам-то я добрый, слабый и ни о чем не прошу!) Слишком он задавил свои – даже простые – потребности. Вот они и прорвались – и начали определять его поведение. Какое-то время – логично, но маятник уже разогнался, не остановить. Дальше уже вне логики.

А что, была та точка, до которой все было еще осмысленно? Конечно! Точка баланса. Золотой середины. Не дай он волю эмоциям (читай – старухе), и мышление (он сам) легко подсказало бы эту самую точку. Более того – ему и извне на эту точку указали четко и ясно: «Так и быть, изба вам уж будет». Что это еще за «уж»? А намек это: остановись. И корыто, и изба – это вещи нужные в крестьянской жизни. И, главное, это вещи. Они «кормят» твои ощущения, говоря упрощенно. Вот и был бы полный баланс всех четырех функций. И интуиция своим «уж» это подсказала. Да и море, как мы помним, всякий раз пытается подсказывать. Тщетно. Ну вот что еще за «дворянство»? К чему? А это – кормить архаику – все ту же жадность. Практичного, вещного там нет ничего. Да и не знает «его старуха», что с ним делать, с дворянством этим. В избе живут, в корыте пряжу моют, а дворянство?.. В примитивном, архаичном представлении бессознательной жадности дворянство – чистой воды карикатура: парчовая кичка, жемчуга́, таскание слуг за чупрун… (Малиновый пиджак, золотая цепь…) Дальше рыбка уже не вмешивается, дает маятнику идти до катастрофы. Она – золотая – сделала что могла, показала рыбаку точку золотой середины. Он же (в точности, как и Дадон) слушать не захотел. Пришлось провести его по пути невроза до конца, что поделаешь. Даже когда мышление (старик) осознало, куда все катится, и попыталось восстать против эмоций (старухи): «Что ты, баба, белены объелась…» – было поздно: попытка энергетически слабого мышления восстать против сильной теперь архаики (еще бы ей не быть сильной – тридцать лет и три года жизни без жадности!) едва не привела к гибели личности.

Итог? Наказана не «старуха», а та личность, которая есть сумма «старика» и «старухи».

А может быть не только старухи этой, но и вообще ничего не было, приснилось? Ведь в итоге всё на своих местах. Разве что нам очередной урок: не забывать о своих «слабых», загнанных в бессознательное функциях. А то они вырвутся из-под спуда – и увидишь разверстую пасть гения–потребителя имени профессора А.А. Выбегалло. Она же – старуха, требующая, чтобы Золотая Рыбка была у нее на посылках. Итог – воронка. А в ней – разбитое корыто. Так что, мыслители, осторожно с эмоциями! Помните о маятнике – и золотой середине. Не давите эмоции совсем уж (как попытался это сделать некто Базаров), а не то… Конечно же, верно и обратное – по отношению к эмоционалам. (Давать такие советы интуитивистам, пожалуй, не нужно. Если они и правда интуитивисты. А сенситивы… Они все равно нас не послушают.)

* * *

Поп и работник его Балда.

Телеграфно. Ибо суть вы уже уловили. Поп. Мышление у него… ну, в общем, толоконное. Правят эмоции. «Инструментально» – (положение позволяет) – интроверт. Жадность здесь вполне «на поверхности». В общем, все в точности противоположно типу рыбака. А вот Балда… Образ слишком сказочный. Как и те двое, золотые. Не живой человек, а готовый баланс: все в равновесии. Ну, он же воспитатель, как и рыбка. Нет, не попа воспитатель. Читателей.

Часть вторая. Не сказки

Мы, пожалуй, готовы, усложним задачу.

«Медный всадник». Тоже, конечно, немного сказка. Но совсем не такая простая.

«Стоял он, дум великих полн…»; «Люблю тебя, Петра творенье»; «Красуйся, град Петров…» Но! И иное: «Того, чьей волей роковой под морем город основался. Ужасен он…»

Так ужасен или прекрасен сей мощный властелин судьбы? А вот кому как! Для Пушкина – прекрасен, ибо энергия поэта достаточна. А для его героя Евгения – ужасен – в окрестной мгле. (В «Полтаве» эти два слова и вовсе рифмуются.)

Если ты задумчивой ночью в своей комнате пишешь и читаешь при свете белой ночи, любуясь светлой адмиралтейской иглой – это одно. А если сидишь верхом на мраморном звере без шляпы и с мокрыми ногами, а вокруг тебя вода – совсем другое. (Бывает и так, что в каждой из этих ролей может побывать один и тот же человек…) В первом случае – поэт – интроверт. Во втором – Евгений – экстраверт. Спящие громады домов, дым и гром салюта Петропавловки – все это только радует того, чья энергетика высока, а стихия далеко внизу – и в прямом, и в переносном смысле. Вдохновляет его и памятник Петру. А вот если энергетика стихии перехлестывает выше энергетики героя – тогда тот же памятник ужасен. И не стоит пытаться «вылезти» выше своего уровня. Этот закон абсолютен: Евгений пытался дважды – и оба раза был наказан. В первый раз – безумием – за попытку подняться в мышлении выше уровня «местечко получу…» – до уровня своего создателя, Пушкина: «Иль вся наша/ И жизнь ничто…» Во второй раз, будучи едва не затоптанным скачущим за ним Медным Всадником – за то, что осмелился угрожать… Кому, чему?.. Стихии…

Отличие от сказок тут кардинальное. Никакой «точки баланса» у героя не было. Стихия его попросту смыла. Урока молодцам не будет. (Разве что тем, кто заинтересуется аналитической психологией – и после нашего «сказочного» введения перечитает «Психологические типы» Карла Густава Юнга. Для начала.)

Часть третья

А в реальности? Достижим ли такой «золотой» баланс, хоть иногда? Близкий к идеалу – да. Иногда. Вот один из примеров стремления. Сонет Валерия Брюсова «К форме».

…Так образы изменчивых фантазий,

Плывущие, как в небе облака,

Окаменев, живут