– Неважно. – Я открываю дверь и пытаюсь выглядеть как можно более равнодушной, но лицо краснеет.

Его отец рассматривает снимки на ноутбуке.

Не зная, куда идти, я поворачиваюсь к Ксандеру, и он, подняв фотоаппарат, делает снимок.

– Не надо. – Я вскидываю руку.

– Ну же, теперь твоя очередь быть по ту сторону объектива. Нужно понять, хочешь ли ты стать моделью.

– У меня нет шансов.

– С такими-то глазами? – Он делает еще снимок. – Они у тебя определенно есть.

Может, это лишь игра моего воображения, но, кажется, он со мной флиртует. Сглатываю комок в горле.

– Эти глаза готовы принести тремс.

Ксандер смеется громче обычного, подтверждая тем самым мое предположение – всё это он делает ради своего отца.

– Давай, Кайман, расслабься, – цитирует он меня.

Я скрещиваю руки и впиваюсь в него взглядом.

Хохотнув, он делает еще один снимок, а затем подходит к комоду, убирает фотоаппарат в чехол и протягивает его мне:

– Развлекайся со своими куклами.

– Спасибо.

Ксандер переводит взгляд на что-то за моей спиной. Когда я поворачиваюсь, то с удивлением замечаю позади себя его отца.

– Я думал, вы здесь со съемочной группой. Не знал, что вы дружите с моим сыном. – Он протягивает руку. – Блейн Спенс.

Пожимаю его руку.

– Кайман Майерс, – с трудом называю свое имя. Я шокирована тем, что он хочет со мной познакомиться. Может, он хочет забрать фотоаппарат?

– Приятно познакомиться, – произносит он довольно искренне. В общении с сыном он использует обратную психологию? Затем он поворачивается к Ксандеру: – Александер, многие из этих фотографий превосходны.

Ксандер тотчас напрягается:

– Отлично. Значит, миссия выполнена.

– Я хочу, чтобы ты поработал с дизайнером над сайтом и листовками.

– У меня нет на это времени, я занят в школе. Но может, я смогу выкроить минутку через несколько недель. – Ксандер кладет руку мне на поясницу, будто пытаясь побыстрее вывести меня из номера, и я подпрыгиваю от неожиданности, но затем все-таки позволяю проводить себя до двери.

– Мне тоже приятно с вами познакомиться, – бросаю я через плечо.

– Александер.

Он останавливается:

– Угу?

– Да, – исправляет мистер Спенс, и челюсти Ксандера напрягаются.

– Да? – чеканит Ксандер.

– Через четыре недели твоя мама проводит благотворительный вечер. Твое присутствие обязательно. И к тому вечеру листовки должны быть готовы.

Мы выходим в коридор, и Ксандер говорит:

– Надеюсь, ты делаешь заметки. Я гораздо лучше тебя умею бесить свою семью.

– Делаю. – Ксандер – последний человек на Земле, с которым моя мама (в его случае – папа) разрешила бы мне встречаться или играть в отношения. Конечно, сначала маме надо об этом узнать. Но вот где мы расходимся – я не использую Ксандера. – Подробные заметки. Когда мама говорит мне что-то сделать, – указываю за спину на дверь, из которой мы только что вышли, – я дуюсь и веду себя как избалованный ребенок.

– Так грубо. – Он одаряет меня полуулыбкой, которая злит: – мой саркастичный ответ был достоин по меньшей мере полноценной улыбки.

Он нажимает кнопку «Вниз» на панели лифта.

– Итак, хочешь ли ты в будущем стать фотографом?

– Может быть.

– Я решил, что тебе понравится. Ты сказала, тебе нравится наука, а ученые должны быть наблюдательными и подмечать даже самые мелкие детали. Тебе это хорошо удается, а эти же качества необходимы, когда смотришь сквозь объектив.

Я с удивлением гляжу на него.

– Что? – спрашивает он.

Понимаю, что пялюсь на него, поэтому отворачиваюсь и смотрю на наше размытое отражение в золотистых дверях лифта.

– Я… спасибо… что заметил.

Он пожимает плечами:

– Я пытаюсь найти то, что тебе действительно понравится. Теперь твоя очередь.

– Да. А поскольку мы подбираем профессию по личным качествам, думаю, мне нужно найти тебе что-то связанное с глажкой футболок или использованием кучи средств для ухода за волосами.

Он проводит рукой по волосам:

– Я использую их совсем немного. – Мы приезжаем вниз. – Значит, в следующую субботу в то же время?

Я мысленно пытаюсь представить наш календарь в магазине, но никак не могу вспомнить, вписаны ли на этот день посиделки.

– Угу… да, – исправляюсь и улыбаюсь ему, давая понять, что мне тоже не понравилось, когда его отец одернул его. – Мне подходит.

Мы ждем, когда подгонят машину.

– Ох, и надень свою самую ужасную одежду.

В субботу, не желая повторения прошлой ситуации, я встречаю Ксандера на тротуаре. Мама, кажется, поверила в «друга из школы», и пока она не настаивает на знакомстве с ним, я оставлю все как есть. Он заглушает двигатель, выходит из машины и только потом замечает меня.

На нем хорошие джинсы, футболка, которая еще лучше, и мокасины.

Я указываю на его одежду:

– Серьезно? Разве я не просила тебя надеть самую ужасную одежду?

Он подходит ко мне. На самом деле Ксандер на целую голову выше меня, но когда он стоит на дороге, а я на тротуаре, то мои глаза находятся вровень с его подбородком.

– И тебе привет.

Я не видела его неделю: он уезжал с отцом по делам. На мгновение мне кажется, что он собирается меня обнять, и у меня перехватывает дыхание, но он опускает взгляд на свою одежду:

– Это и есть моя самая ужасная одежда.

Я подталкиваю его, поддаваясь порыву прикоснуться к нему.

– Ну да, конечно. – Но я знаю, что он не шутит. – Ладно, придется кое-куда заехать по дороге.

Мы проезжаем несколько кварталов, и я указываю на парковку «Армии спасения».

– Первая остановка – новая одежда. Пойдем переоденем тебя.

Мы заходим, и меня приветствует затхлый запах, который может исходить только от старых вещей. Он напоминает мне о Скай: мы проводим много времени в подобных местах.

– Размер обуви? – спрашиваю я.

– Двенадцатый… Подожди… мы будем покупать здесь обувь? Не думаю, что смогу носить уже кем-то ношенные туфли.

– Похоже на философское высказывание. А теперь смирись, малыш, потому что либо так, либо ты испортишь свои красивые мокасины.

– Я готов их испортить.