Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Его будут хоронить в открытом гробу?
– Да, завтра. – К стене возле мистера Локвуда прикреплена большая фотография этого мужчины, сделанная еще при жизни, и, накладывая грим, он ориентируется на нее.
– Над ним надо поработать, – замечаю я.
– Этим я и занимаюсь. – Он протягивает кисть: – Хочешь нанести румяна?
– Ксандер, что скажешь? Попробуешь еще один аспект этой профессии? – Я поворачиваюсь и вижу, что Ксандер застыл в проходе, в ужасе уставившись на мужчину на столе. Его лицо почти такое же бледное, как и у мужчины, который приковал его внимание. – А может, и нет.
Я встаю перед ним, но он смотрит на меня только через какое-то время.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
– Просто не ожидал такого. Я в порядке.
– Уверен?
– Да.
– Ладно, иди сюда.
Я веду его в ванную и закрываю дверь, надеясь, что ему это поможет. Аккуратно промываю с мылом руку Ксандера под маленькой струей воды. Его взгляд то и дело возвращается к двери.
– Не двигайся, – говорю я, принявшись искать в шкафчиках аптечку.
Когда нахожу ее, кладу на столик и открываю. Ксандер выключает воду и отряхивает руку.
Откручиваю крышку какого-то антисептика, приподнимаю руку Ксандера и капаю жидкость на ранку:
– Больно?
– Все нормально.
При ответе его дыхание касается моей щеки, и я понимаю, насколько близко друг к другу мы сидим. Перебинтовываю его руку и поднимаю голову:
– Вот, как новенький.
Цвет его лица сменился на болезненно-серый.
– Спасибо, – бормочет он и проносится мимо меня за дверь.
Я благодарю мистера Локвуда и ухожу. А когда оказываюсь на улице, то вижу, как Ксандер стоит, прислонившись одной рукой к зданию, и его тошнит в кусты. Это катастрофа. Сначала мозоль, потом тошнота – отстойный день карьеры.
– Прости меня. – Я подхожу к нему сбоку и глажу его по плечу. Мама всегда так делает, когда меня тошнит. Не особо помогает, но мне нравится, что она рядом.
– Я в полном порядке. Как думаешь, сколько платят за унижение, потому что я, очевидно, очень в этом хорош?
– Никогда раньше не видел мертвого?
– Нет… – Он вытирает рот рукавом толстовки и выпрямляется.
Заметка: у Ксандера слабый желудок. Избегать во время дней карьеры всего противного.
У машины он снимает толстовку, едва не стянув вместе с ней рубашку, затем разувается, закидывает кеды в багажник и обувает свои мокасины. Чтобы не пялиться на полоску его обнаженной кожи над джинсами, я тоже снимаю толстовку.
– Хочешь, я поведу? – спрашиваю я, заметив, что его лицо все еще бледное.
Он мешкает с ответом.
– Ты не доверяешь мне свою малышку?
– Да нет… Ладно, так и есть.
– Это грубо.
Ксандер залезает в машину, и я сажусь на пассажирское сиденье.
– Ты и правда не разрешишь мне сесть за руль? Ты ведь разрешил тому парковщику в отеле.
– Это было на парковке. К тому же, если ты ее разобьешь, мы больше не сможем быть друзьями. Что ты тогда будешь делать?
– Разве у тебя нет еще трех таких же?
– Вообще-то четырех, но кто считает?
Думаю, он шутит, хотя с другой стороны…
Он заводит машину и отъезжает от тротуара. Я смотрю на часы на приборной панели – уже пять. Сложно поверить, что прошло четыре часа.
Ксандер перестраивается в правый ряд и начинает поворачивать.
– Куда ты едешь?
– Я подумал, мы могли бы поужинать. Здесь недалеко есть хороший французский ресторанчик.
Очевидно, ему уже лучше.
– Я не могу. Мама уже полдня одна в магазине. Я должна вернуться и помочь ей с уборкой.
– Один час ничего не изменит.
– Я должна вернуться.
Ксандер продолжает ехать к ресторану.
– Ну же. – Он одаривает меня своей улыбкой. Клянусь, эта улыбка могла бы положить конец войне.
– Ладно. А потом домой.
– Конечно.
* * *
Не успеваю я выйти из машины и подойти к дорогому французскому ресторану, как вспоминаю, что вся в грязи. Ксандер размазал землю по моим волосам, и я все еще чувствую комочки у себя на голове. Смущенно пытаюсь вычесать их пальцами. Мы заходим в вестибюль и сталкиваемся с кучей разодетых людей. Не сомневаюсь, что администратор, которая и сама приодета, выгонит нас. В конце концов, даже у Ксандера на лбу полоска засохшей грязи.
Но она улыбается ему ослепительной улыбкой:
– Мистер Спенс. Вас уже ждут.
– Правда? – Он слегка наклоняется к ней. – Тогда ведите.
– У тебя были планы? – спрашиваю я, пока мы следуем за ней к дальнему залу.
– Очевидно, эти планы были составлены без меня.
Я понятия не имею, что это значит, но когда мы подходим к залу, то при виде Ксандера начинает смеяться с десяток хорошо одетых людей. Один парень встает и обращается к администратору:
– Видите? Мы же говорили, что здесь с Ксандером Спенсом.
– Я не должна была в вас сомневаться, – отвечает она, а затем обращается к Ксандеру: – Я прослежу, чтобы официант принял ваш заказ.
– Спасибо. – Ксандер шагает в зал и подходит к пустому стулу.
– Выглядишь так, будто занимался общественными работами, – комментирует кто-то, указывая на его фланелевую рубашку и грязное лицо.
Уверенность Ксандера даже не пошатнулась. Он стоит прямо, как и всегда, а его эго едва помещается в стенах зала.
– И какой дурак использовал мое имя, чтобы не ждать очереди? – спрашивает он с огоньком в глазах.
Тот, что стоит – парень в очках, в которых, уверена, он не нуждается, и с загаром, за который он, вероятно, еженедельно платит в солярии, – легко кланяется:
– Это я.
– Мог бы и догадаться.
– Счет оплачиваешь тоже ты, – добавляет парень.
Ксандер осматривается вокруг и замечает меня у входа:
– Ребята, это моя подруга Кайман. Кайман, этих людей тебе, возможно, лучше не знать, но иногда я называю их друзьями.
Раздаются крики недовольства, а за ними смех.
Не уверена, что готова к этому знакомству. Я и к Ксандеру-то едва начала привыкать. Так что, когда он выдвигает стул, за которым стоит, и приглашает меня сесть, мне хочется с криками выбежать из ресторана.
Мой желудок скручивает в тугой узел. Не помогает и то, что на меня с другой стороны стола смотрит одна из девушек. Ксандер, кажется, не обращает внимания на то, что я покрыта грязью и не одета подходящим образом.