Рядом с рубином лег другой самоцвет – зеленый, как умытая дождем листва тропического леса.

– Аквамарин.

Прозрачная каплевидная слеза продолговатой формы – бело-голубая.

– Топаз.

Солнечный граненый кружок.

– Оникс… Гранат… Турмалин… Чароит… Хрусталь… Берилл… Алмаз…

Коллекция на столе росла – разные цвета, оттенки, формы, огранка. Алмаз Лану поразил – таких больших, как тот, что положил на стол Марио, она не видела никогда – им можно было украшать королевские броши.

– Хризолит… Цитрин… Циркон… Лараит…

О последнем – бледно-фиолетовом по цвету – она вообще никогда не слышала.

Крайним в длинном ряду из семнадцати камней – она считала – лег ярко-синий, глубокий и пронзительный.

В голос Марио скользнула хрипотца.

– Сапфир.

– Всего семнадцать?

– Да, семнадцать. Именно столько разновидностей будет в комнате.

– В какой комнате?

– В том помещении, где придется выбирать.

– И там тоже будет всего семнадцать камней?

– Нет, там будет больше. Но разновидностей именно столько.

– А сколько в комнате сапфиров?

– Один.

– Один?!

Лане вдруг сделалось понятно, почему Мо был готов платить, и платить много, – задача, которую он перед ней поставил, вдруг перестала казаться легкой. Скорее, наоборот – непосильной. Одно дело – нести легкую сумку и беззаботно помахивать ею за ручку, другое – тащить в гору набитый кирпичами мешок. Он сказал, что камни будут прозрачными и неразличимыми по форме. А что, если их будут десятки или сотни? А что, если несколько сотен? Как найти нужный?

– А временем мы тоже будем ограничены?

– Да, одной минутой.

Она шумно выдохнула. Страшно. Высока вероятность ошибиться. Ошибиться в том случае, если она вообще когда-либо увидит испускаемое камнями сияние. Лана незаметно вытерла вспотевшие ладони о юбку – сдвинула руки вниз на пару миллиметров и напряглась.

Ей вдруг захотелось отказаться. Да, двадцать тысяч – сумма внушительная, но она проживет и без нее. Все эти камни… Это чужая жизнь, чужие проблемы – не ее…

– Марио…

Он угадал продолжение несказанной фразы по застывшим плечам, бледному лицу и подрагивающим поверх юбки кончикам пальцев.

– Страшно?

– Это… невыполнимо.

– Но мы еще даже не пробовали.

Зря ей подлили этот раствор, зря. Лучше бы его плеснули тому брюнету, что сидел на лавочке напротив, лучше бы вылили в кусты. Нет, лучше бы его выпил сам Мо и теперь единолично созерцал бы свою внушительную коллекцию самоцветов.

– Лана…

– Я не хочу…

– Это не пытка. Не казнь.

Она, как игрушечный клоун с шеей-пружинкой, все качала и качала головой.

– Задача… слишком сложная.

Растерялась, запаниковала.

– Тебя никто не накажет за ошибку.

– Я собираюсь взять за это деньги. Значит, должна…

– Не должна. Ты мне ничего не должна. Я плачу за попытку, понимаешь?

Она смотрела на него глазами-самоцветами – такими, каких в его коллекции не было, – кофейными с золотыми крапинками, блестящими и испуганными.

– А если я ошибусь? – спросила шепотом.

– Значит, ошибешься. Я и сам мог бы ошибиться. Причем с гораздо большей вероятностью, чем ты.

– Но ведь это… важно?

– Не настолько, – Марио легко качнул головой – мол, дурашка – и улыбнулся. Улыбнулись губы, улыбнулись лицевые мышцы, но не улыбнулись, а еще тоскливее сделались его глаза. – Представь, что это игра, ладно? Просто игра.

Именно из-за них – из-за его глаз – она вдруг решилась. Насупилась, прикусила губу и подумала о том, что для него это вовсе не игра. Что, если человек готов платить не за результат, а всего лишь за шанс, то это, должно быть, очень важно.

– Хорошо, – прикинулась смирной и беззаботной. – Я представлю, что это игра.

– Молодец. Я схожу нам за соком – ты какой хочешь? Арбузный, апельсиновый?

Нет, арбузного она не желала точно – свежи были воспоминания с площади.

– Апельсиновый.

– Со льдом?

– Да.

– Сейчас принесу.

Марио направился в сторону кухни, а Лана не видела, но чувствовала, как с него стекает, будто черный мазут, густое напряжение.

Он жил в бунгало. Не в роскошных апартаментах под самой крышей где-нибудь в центре города, не на вилле, стоящей на побережье, не в хромированном, состоящем сплошь из стали и прямых балок особняке в богатом районе. Но в уединенном бунгало. Много дерева, драпировок, плетеных стульев. Высокие, от пола до потолка, окна – благо, соседей никого, и можно расхаживать в чем угодно. Кухня-бар, совмещенная с гостиной; кофейного цвета тонкие ковры с экзотическим орнаментом, деревянные полы и потолок, много керамики – вазоны, горшки, плитки… Уютно и совсем не помпезно. За окном на сотни метров вокруг лишь газоны, дорожки, пальмы. Тихо – далеко и от океана, и от дорог.

Глядя на Марио, Лана едва ли могла предположить, в каких условиях обитает ее новый знакомый, но бунгало покорило ее с первого взгляда. Только человек теплый и не нахальный мог предпочесть такой спокойный и уединенный дом. Не франт, не сухарь, не показушник, но мужчина, истинно желающий гармонии, как внутри, так и снаружи.

И Мо не стеснялся его. Не спросил «красиво?» или «тебе нравится?», когда они вошли внутрь – достаточно было того, что дом нравился ему самому, и Лане вдруг собственная вилла показалась слишком белой и слишком напыщенной.

Ощущение секундной зависти пришлось стряхнуть – ее вилла великолепна. Как и бесконечный шум прибоя, доносящийся сквозь окна, – к нему просто надо привыкнуть…

Пока позади хлопала дверца морозильника и доносились звуки бьющегося о стенки стакана льда, Лана смотрела на камни – темные, светлые, блестящие. Дорогие. Думала о том, каким образом они перейдут к следующему этапу – обучению ее «погружению»? Под прозрачной поверхностью стола на полке лежали глянцевые журналы; под высоким потолком бесшумно вращались лопасти вентилятора. Ей вспомнился вертолет. На второй этаж вела деревянная лестница – где-то там, под самой крышей, чтобы не смущать гостей, расположилась хозяйская спальня. Образ расправленной постели отступил и забылся; поведение Марио действительно не вызывало ни смущения, ни дискомфорта. Когда он уселся в кресло напротив и поставил на стол стаканы, Лане причудилось странное – будто они знают друг друга уже много лет. Странное чувство, удивительное – один мирок на двоих, тихий и спокойный.