Алька замотала головой. По щекам текли слезы, а в груди так болело, так ныло, что хотелось разодрать грудную клетку, лишь бы избавить себя от этой боли.

– Иди, – прошептала она, – иди, Кьер… пожалуйста. Мне надо побыть одной.

– Я вас не могу вот так оставить.

Алька всхлипнула, попыталась вытереть слезы и перестать плакать. Но истерика рвалась наружу, снося все доводы рассудка.

– Иди, – снова попросила она, – я… клянусь, я ничего с собой не сделаю. Я же обещала… теперь уже тебе, что отвезу тебя в Роутон.

Кьер еще немного потоптался, потом поклонился и тихо вышел. Неслышно притворил дверь.

Откинувшись затылком на прохладную стену, Алька слепо уставилась в потолок.

Как ты мог, Мариус Эльдор? Почему делаешь мне больно? Не любил, значит?

Рвано выдохнула.

Нет, она в самом деле ничего с собой не сделает. Но теперь… все, что оставалось – это отправиться в Эрифрею и стать королевой.

А потом как-нибудь избавиться от Фэя. Или сдохнуть самой.

***

Поутру, умытая, аккуратно причесанная, разодетая в вышитые шелка, Алька стояла перед столом Сантора и говорил о том, что с радостью выйдет замуж за Флодрета, только если Сантор подарит ей Кьера в личное пользование.

Повелитель крагхов не стал возражать. Усмехнулся, глядя на взволнованную дочь и сдержанно похвалил за принятое разумное решение.

Перед ней лежал путь в Эрифрею. А пламенеющие твари прошлого были надежно заперты глубоко в душе. Они, конечно, бунтовали и требовали выхода, и оттого было очень больно, там, под ребрами, где сердце и душа. Но Алька крепилась, уговаривая себя, что быть королевой – не так уж и плохо. Да и вообще, принцессы не выходят замуж по любви. Принцессы выходят замуж за тех, кто ценит их происхождение.

За маленьким окном, единственным окном анатомического театра Святого Надзора, светало. Чернильная синь сменилась фиолетовыми сумерками, и где-то там, у горизонта, пролегла нежно-розовая полоска, предвещающая рассвет.

Мариус постоянно ловил себя на том, что то и дело смотрит в это окно. Почему здесь только одно окно? Почему все немалое пространство анатомички должно непременно освещаться десятками пузатых корзинок с лайтерами? Этот искусственный, чуть розоватый свет магических кристаллов раздражал. Ложась на совершенно белую кожу мертвецов, он как будто играючи вдыхал в них жизнь. Жуткая иллюзия, от которой выворачивает наизнанку. Но старый Вислор, проводящий вскрытие, диктующий секретарю описание происходящего, привык. Ему давно уже все равно.

Их было всего трое в этом тошнотворно-розоватом пространстве анатомического театра: доктор Вислор, молоденький секретарь, который периодически бубнил извинения и склонялся над грязным ведром, и он, Мариус Эльдор, магистр святого Надзора.

Мариус трупов не боялся, привык к ним в свое время.

Но вот освещение, окутывающее иллюзией жизни то, что жить в принципе не может, заставляло его невольно отворачиваться и смотреть в маленькое окно.

Там, снаружи, было хорошо. Свежий воздух, близящийся рассвет. Где-то там осталась Алька, и дома, закутавшись в плед и приняв изрядное количество успокоительных капель, уснула Энола Дампи. Он, к сожалению, был вынужден оставаться в месте менее приятном. Магистр ведь.

Тело убитой – вернее, то, что от этого тела осталось, покоилось на столе. Доктор Вислор, весельчак и балагур за пределами анатомички, медленно ходил кругами вокруг тела, то складывал на груди свои большие руки, то начинал размахивать ими, словно ветряная мельница лопастями, то чесал лоб, откидывая назад жидкие пегие волосы. Его и без того красноватое, лоснящееся лицо, в свете лайтеров казалось неестественно румяным. Вислор останавливался, кидался к столику с инструментами, порывисто выхватывал необходимый. Потом проделывал с телом одному ему известные замеры и манипуляции, снова откладывал инструмент и снова ходил, и ходил, и ходил.

– Не понимаю, – Мариус рассеянно слушал его задумчивое бормотание, – что б это могло быть. Состояние раны… хм… оно не похоже, чтоб ее разрубили, эту девушку. И не похоже, чтоб откусили туловище. Следов зубов не вижу совершенно. Что примечательно, магистр, так это то, что срез совершенно гладкий. То есть предмет, которым было совершено убийство, должен быть настолько острым, чтобы вот так просто взять и разрезать позвоночник. Обычным оружием так не сделаешь.

– И еще более примечательно, что вторую часть тела так и не обнаружили, – Мариус устало потер веки.

За прошедшие часы ему уже приносили записку от Илькера Фаэра с требованием встретиться и обсудить происходящее. А после – аккуратный конвертик с печатью династии Дей Флодрет, Мариус даже распечатывать его не стал, и без того было понятно: Фаэр доложил королю об убийстве, и тот желал побеседовать с магистром Надзора.

Разумеется, к королю он пойдет. Утром.

А сейчас…

– Я так понимаю, ты ничего толком не можешь сказать, – он обратился к Вислору.

Тот подкатил глаза и развел руками.

– Хорошо, – Мариус помолчал, подумал несколько минут, затем повернулся к секретарю. Мальчишка был бледно-зеленого цвета и взирал на происходящее взглядом мученика. – Запиши, что осмотр при помощи стандартных средств не дал каких-либо зацепок в этом деле. Сделаешь копию отчета и отправишь вместе с посыльным в ведомство Фаэру. Все свободны.

Вислор покосился на него обиженно, но ничего не сказал, аккуратно накрыл ветошью инструменты и вышел прочь. Секретарь поспешил за ним, прижимая папку с документами к груди. Мариус остался один на один с останками женщины, личность которой даже не установили. Если судить по юбке, она не была нищей… но и богатой тоже не была. Она могла быть просто приезжей. Такую нескоро кинутся искать.

Он сделал несколько кругов вокруг стола, мысленно усмехнулся оттого, что как будто повторял ритуал доктора. Но к утру придется что-то сказать королю, представить какие-то зацепки. В Эрифрее, в столице, не должно случаться таких вот убийств.

Странных убийств.

Понятное дело, что вряд ли это – дело рук какого-нибудь сбрендившего мясника. Вислор правильно сказал, обычному человеку и обычным оружием не сделать такой идеально-гладкий срез. Даже кости словно отполированы. Какой-нибудь сумасшедший скорее схватил бы топор и попросту превратил бы неугодную девушку в кровавую кашу. И, наконец, где вторая половина тела?..

Все это наводило на очень неприятный вывод о том, что здесь применили магию.

А если учесть, что Пелена, расплескавшись, многих наделила Даром?

Выходило, опять-таки, что убить мог и необученный маг. А мотивы… да что угодно. Начиная от ревности и заканчивая банальной душевной болезнью. Увидел в девушке монстра и жахнул стихийно, необдуманно. Хотя по действию очень похоже на заклинание «косы», раньше Стражи таким пользовались, но ведь оно сложное, необученный маг такое не провернет. Или провернет, если ему будет кто-то помогать?