– Да, конечно! Почему ты спрашиваешь? – Алька смутилась. Кьер, может, едва на ногах держится, а она сходу его выспрашивать начала.

Поэтому когда Кьер осторожно присел на край кушетки, Алька сбегала в соседнюю комнату, налила в стакан воды с размятой в ней малиной и принесла Кьеру.

– Вот.

Он как-то странно посмотрел на нее, молча взял стакан и опустошил его в несколько глотков. А затем сказал:

– Прежде, чем я расскажу о том, что видел, я хочу кое-о-чем вас попросить, ваше высочество.

– Проси, – она не раздумывала. Что бы он сейчас не сказал, это не великая цена за то, чтобы узнать, как там Мариус Эльдор.

Кьер не торопился, как будто не замечая ее нетерпение. Сам он… казался задумчивым, словно именно сейчас, сей момент, искал ответ на очень важный вопрос.

Наконец глянул на Альку исподлобья и тихо сказал:

– Когда поедете в земли Порядка, заберите меня с собой. Я… не хочу больше… вот так.

Алька пожала плечами.

Собственно, ничего странного нет в этой просьбе, учитывая обстоятельства. Сантор… отцов не выбирают, но, будь у нее возможность, выбрала бы кого-нибудь другого. Не жестокого правителя крагхов.

– Ты хочешь быть в моей свите? – уточнила она на всякий случай.

– Это вы скажете отцу… – Кьер помолчал, сверля ее испытывающим взглядом. А затем, кивнув каким-то своим мыслям, уточнил, – я уеду с вами отсюда, но хотел бы остаться в Роутоне. Вы сделаете доброе дело, ваше высочество, если освободите меня.

Тут Алька сообразила, что Кьер очень сильно недоговаривает.

Подвинув себе стул, она попросту уселась напротив, закинула за спину вышитый отрез шелка, совершенно испортив причудливую драпировку на груди, и велела:

– Рассказывай.

Рассказывать… Кьеру было тяжело. Он просто не привык кому-то что-то говорить. А тут – такое деликатное дело.

Выяснилось, что еще в прошлый раз, когда разыскивал Альку в землях Порядка, Кьер наведался в поместье Эльдора под Роутоном, где имел счастье познакомиться в Эжени, которая «оказалась настолько добра к нему, что даже угостила пирожками». Это, в общем, было впервые, когда кто-то отнесся к Кьеру не так, как он, собственно, привык. Событие – и сама Эжени, кругленькая, с пышной золотистой шевелюрой – запали в душу. И поэтому Кьер не удержался и после выполнения задания, полученного от Альки, снова завернул в поместье, где застал Эжени страдающей, рыдающей и считающей свою жизнь разбитой. Она его тоже узнала и пожаловалась, что ее жених, Эндрю, загулял, ушел к другой и, пользуясь отсутствием здесь ниата Эльдора, вообще убрался из поместья. Так что теперь она еще и за конем ниата должна присматривать. И помогать старикам. И вообще, все легло на ее плечи.

– Я хочу там жить, – наконец сказал Кьер, – в том старом доме. Я буду хорошим работником, ваше высочество. Я не только убивать умею, я еще много на что сгожусь.

Алька лишь молча кивала. Даже в своем взвинченном состоянии она видела, как в холодных глазах Кьера зажигаются теплые искорки при одном упоминании об Эжени. Что ж… наверное, Кьер тоже заслужил немного счастья. А Эжени? Она ведь угощала пирожками только тех, кто ей нравился. А с Кьером и своими горестями поделилась. Значит, он тоже пришелся ей по душе.

– Хорошо, – сказала она, – я выпрошу тебя у отца. Я… придумаю, что сказать. В конце концов, ты просто не можешь быть единственным убийцей в этих землях.

Кьер поморщился, словно прожевал что-то кислое.

– Не единственный, да. Но, во-первых, я с потрохами принадлежу Сантору, во-вторых, я все-таки лучший.

Алька махнула рукой, пробормотала:

– Это ничего. Я тебя все равно заберу. Только обещай, что не будешь ее обижать.

Ответом была улыбка – горькая, жалкая.

– Я уж наобижал за свою жизнь. Эжени… будет в полном порядке. Я просто… я хочу попробовать, как это… с кем-то жить… Если не получится, вернусь к вам, в Эрифрею.

– Как Мариус? – строго спросила Алька, – теперь ты готов говорить?

И поразилась тому, как изменилось выражение лица Кьера. Только что лучилось радостью и уверенностью – и вмиг потускнело.

– Что?!! что с ним? – Алька сорвалась на крик.

– Тише, тише, да жив он, жив! – Кьер вдруг поднялся с кушетки, отвернулся. Алька видела его широкую спину, и едва сдерживалась, чтобы не наброситься на него с кулаками.

Почему тянет время? Почему?

– Я видел его дома, – глухо сказал Кьер, – Мариус Эльдор жив-здоров. Но есть кое-что, о чем я должен вам сообщить.

– Главное, что жив-здоров, – эхом отозвалась Алька.

– Он привел в дом другую женщину.

Пол так резко ушел из-под ног, что Алька и не поняла, как же так – она висит в крепких руках Кьера, а он смотрит на нее сверху, жалостливо так смотрит…

– Давайте, я вам попить принесу.

И аккуратно потащил в сторону кушетки.

– Нет! – Алька вяло трепыхалась, – поставь меня… на ноги.

– Так вы ж на ногах не стоите, ваше высочество.

– Ты… ошибся. Он не мог…

Кьер повел плечами, а потом все-таки усадил ее.

– Я наблюдал за домом день и ночь, – теперь в голосе убийцы звенела сталь, – она живет там. Голубоглазая блондинка ваших лет. И однозначно это не прислуга.

Алька закрыла глаза. Ей не хотелось видеть Кьера и отчего-то было стыдно, как будто сейчас он ворошит самые потаенные, самые грязные ее тайны. Подглядывает в замочную скважину за тем, как они с Мариусом…

И одновременно в груди рождалась боль. Страшная, жгучая. Подобно огненному смерчу она выжигала все то, что было в Альке светлого и доброго, убивая ее саму, ломая и комкая, как пламя комкает бумажный лист.

– Он не мог, – прошептала она, – не мог!

– Мне жаль, – тихо сказал Кьер, – позвать лекаря?

– Не нужно, – простонала она, стиснув зубы.

А в висках – пламенеющие удары пульса, один за другим.

Как ты мог, Мариус? Так быстро. Так скоро. Если ты меня любил так, как об этом говорил, то отчего же так быстро забыл?!!

И кто эта женщина? Откуда она взялась за столь короткий срок?

На миг – всего лишь на миг – в сознании промелькнула мысль о том, что все это… как-то странно. Мариус ведь… Пелену обрушил ради них. Это немало. И чтобы вот так, сразу, завести любовницу?

Но очень быстро эта мысль, заставляющая сомневаться, утонула в гудящем пламени обиды и разочарования.

– Почему, Мариус? Почему так скоро? – шептали пересохшие губы.

Кьер дал ей малиновой воды, приятно-холодной, с кислинкой.

– Я вот тоже не понимаю, – сказал неохотно, – знали б вы, что с ним творилось, когда вас украла та тварь. Он орал, что обдерет меня заживо, если вы погибнете.