6

На третий день – как раз в дежурство Мибу – усталость обитателей лагеря достигла предела. В перерывах между тренировками им не хватало сил даже говорить.

Жестокая жара и физическое изнеможение придавили студентов. Мибу тошнило от запаха густого соуса с карри, который он с напарником готовил в просторной храмовой кухне.

Тренировки продолжались уже три дня, изматывающие и однообразные: утром, с десяти часов, – интенсивная двухчасовая отработка атаки, днем, с трех, – еще два часа занятий, а вечером, с восьми до девяти, – обсуждение и подведение итогов. В ушах Мибу даже сейчас звучал голос Дзиро:

– Вы не должны сосредотачиваться на противнике. Главное – правильный удар. Меч должен двигаться по одной и той же линии до самого конца. Вы подходите к противнику слишком близко…

Рука, помешивающая соус, тянула Мибу вниз, как грузило леску. Ему стоило неимоверных усилий держаться на ногах.

До них долетал монотонный голос монаха, напевно читающего «Сутру вечной жизни десяти стихов Кандзэон»:

– Нэн нэн дзю син ки. Нэн нэн фу ри син…[16]

Мибу посмотрел на пальцы ног. Кожа между большим и соседним пальцем неестественно покраснела от мербромина.

Сегодня он дежурил, поэтому встал на полчаса раньше остальных. Теперь его клонило в сон, хотя не было еще и двенадцати. Он несколько раз зевнул. И все же где-то на самом краю сознания он беспокоился, понравится ли Дзиро его соус. Если хоть словом, хоть жестом Дзиро покажет, что доволен, для Мибу не будет большего счастья. Он добавил соли, потом молотого перца, попробовал и подсыпал еще немного карри. Вкус получался мутный, смешанный, как краски на палитре художника, которые слились в большое бурое пятно.

В тот день он записал в дневнике:

26 августа, солнечно.

Дежурные: Мибу, Маэда

Всего в общежитии: 38 человек

Почта: Кувано, Оикава, Сасаки

Расходы: 2700 иен

Овощи: 1600 иен

Мясо: 600 иен

Рыба и др.: 500 иен

Впечатления: Сегодня опять жарко. Очень жарко! Нелегко быть дежурным и поддерживать в остальных боевой дух. Третий день тяжелых тренировок. Если верить капитану, аппетит должен вернуться на четвертый день. Мне не повезло – дежурство выпало накануне этого срока. Но кажется, рис с подливой им понравился. Это приятно.

В этой записи, однако, он не упомянул, что Дзиро съел свою порцию молча, не сказав про ее вкус ни доброго, ни худого слова.

На четвертый день программа тренировок поменялась, стало немного полегче.

Силы их истощились, но они успели усвоить позы и движения. Так что, как и было задумано, Дзиро постепенно убирал из программы упражнения, в которых отпала необходимость, и вместо них добавлял тренировочные бои, снижая таким образом нагрузку. Все уже устали отчаянно карабкаться в гору; тем приятней было наконец-то выбраться на ровное место и почувствовать себя уверенней.

На пятый день из Токио пришла телеграмма от Киноути. Он писал, что непредвиденные обстоятельства вынуждают его задержаться в городе еще на два дня и что он прибудет не на шестой день занятий, как ожидалось, а на восьмой. Время его прибытия попадало на послеобеденный отдых, поэтому он просил не встречать его в порту.

– Он просит не встречать его, – сказал Дзиро на общем собрании. – Но разумеется, это невозможно. Мы втроем – Ямагиси, Мурата и я – встретим его в порту. Я уверен, что он привезет еду и питье для всех нас и ему понадобятся помощники, чтобы это донести.

После этого сообщения младшие ученики радостно загалдели – их аппетит, как Дзиро и предсказывал, на пятый день полностью восстановился.

Наступил восьмой день занятий.

Пребывание в лагере близилось к концу, и теперь тренировки почти полностью состояли из боев. Впервые со дня приезда им представилась возможность увидеть знаменитый удар Дзиро – «меч, падающий из-за головы».

Противником Дзиро в этой схватке был Мурата.

Обеими руками Дзиро поднял меч высоко над головой и немного наклонил влево. Широко открыв глаза, он бесстрастным, спокойным взглядом следил за противником. Крепкие сильные руки, поднятые вверх, наполовину заслоняли защитную маску, однако глаза Дзиро были хорошо видны.

Если верить этим глазам, у него не было никаких желаний. Да и вообще, возникали у него когда-нибудь хоть какие-нибудь сокровенные, неистовые желания? Желал ли он чего-нибудь всем сердцем, кроме, разумеется, победы на всеяпонских соревнованиях?

Он уже вплотную приблизился к совершенству, не был обделен ни славой, ни почетом, высокое мастерство стало его второй натурой; тем не менее казалось, что он постоянно пребывает в некоем оцепенении. Он создал мир, где сумел достигнуть предельной прозрачности, но раз за разом продолжал загонять самого себя в угол. Не поверить этим безучастным, лишенным даже намека на желание глазам было невозможно.

Маска отбрасывала тень на вспотевшую переносицу и брови, под которыми сквозь жаркую, влажную пелену дыхания, как два кристалла ледяного разума, сияли глаза. Ни лоснящаяся кожа молодого лица, ни запах потного тела не могли нарушить равновесие, заслонить свет, струящийся из этих глаз. Это были глаза молодого лиса, который пристально изучает незваного гостя.

Меч наискось завис у Дзиро над головой. Поддерживающая снизу сила легко вытолкнула его вверх, и он плыл там, как косой месяц в вечереющем небе. Выставив левую ногу немного вперед, а правую, наоборот, сдвинув назад, Дзиро, словно взведенная пружина, стоял неподвижно, глядя на противника. Но вот медный нагрудник чуть заметно повернулся навстречу удару, и луч света зажег на гербе золотые острые листья горечавки, растянутые вправо и влево.

Кокубу Дзиро вмещал в себя все, что может или не может произойти в следующее мгновение, – целый предсказуемый, напряженный, молчаливый мир. Все его бытие сосредоточилось в этом моменте, вот она, настоящая жизнь, – в другое время он почти и не существовал. Это было так, потому что он верил, что это должно так быть.

«Каково это – жить только в особые, отдельные минуты? Удается ли ему как-то соединять их между собой? Что, если нет?» – с содроганием подумал Мибу.

Нацелив меч прямо в глаза Дзиро, Мурата медленно заходил слева.

Ни ветерка; такое ощущение, что зал занавешен гардинами – темными, тяжелыми. Здесь не осталось ни глотка воздуха. Жара уподобилась острию серебряной иглы.

Мурата сместился еще левее. Поменяв позицию и стараясь сохранить стойку, его тело двигалось, словно преодолевая внутреннее трение.

Навстречу этому шероховатому, скрипящему, как песок на зубах, движению с бешеным напором устремился меч Дзиро.

Он ринулся вниз по собственной воле. И когда Дзиро вскрикнул, Мурата, все еще зачарованно глядящий вверх, почувствовал,