– Дальнейшие инструкции получите у Владимира Евгеньевича, –он кивнул в сторону Каверина. – Считайте, что все произошедшее – последнеекитайское предупреждение. Никаких церемоний больше не будет. – Широко расставивноги и заложив руки за спину, Игорь Леонидович застыл перед Сашей. Буравя егогневным, колючим взглядом, он внушительно, раздельно отчеканил: – Шаг влево,шаг вправо – расстрел. К чертям свинячьим!

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этоговытащил из кармана связку ключей на длинной, с полметра, серебристой цепочке, ираздраженно подбросил ее на руке. Наградив напоследок обоих своих подопечныхсуровым взглядом, Введенский направился к машине. Белов и Каверин осталисьодни.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.Странная это была пара – спаситель и спасенный. Каверин даже не пыталсяразобраться в букете собственных ощущений, в котором преобладали, пожалуй,ненависть, злорадство и некоторая досада: к сожалению, вендетта это блюдо,которое надо есть холодным. В свою очередь спасенный не испытывал к своему«шефу» ни малейшей благодарности.

– Зря он так прессует, – с наигранным сожалением покачалголовой Каверин. – Ты это… не обращай внимания.

– Тебя не спросили… – процедил Белов и, глядя насобеседника, презрительно прищурился. – Ну, валяй, инструктируй, что ж ты?

Володя замялся, старательно изображая растерянность.

– Так что, собственно… – пожимал плечами он. – Вместо Луки ятеперь буду. Мои контакты в Чечне хотят оружия. Ну и… будем поставлять его потвоим каналам. Как тебе такой план?

Хреновый, – мрачно отрубил Саша.

– А вот это ты зря! Чечня сейчас – такой ключик! К такимзамочкам! – Каверин оживился, загримасничал, многозначительно задирая вверхсвои маленькие белесые глазки. – Ты что! Потом всех нас еще благодарить будешь!

– Угу… Я так отблагодарю, что мало не покажется… – угрюмопообещал Белов.

Саша повернулся вслед тронувшейся машине Введенского.Каверин проследил его тяжелый взгляд и вдруг рассмеялся и мелко-мелко закивалголовой.

– Да-да-да… У меня тоже иногда такие мыслишки бывают… –захихикал он. – Взять тротильчика грамм этак пятьсот, и – бабах! И неткуратора! Красота, а?!

Даже не взглянув в его сторону, Белов встал и вышел избеседки. Каверин бросился следом, стараясь заглянуть ему в лицо.

– Нет, правда, Саш… Есть ведь такое, согласен? А, Саш? –настойчиво спрашивал он. – Вот если по чесноку, сознайся, – ведь охота иногдаЛеонидыча вальнуть?

Вдруг Саша остановился и двумя резкими движениями ощупалкарманы пальто Володи. В левом что-то было, он быстро запустил в карман руку ивытащил оттуда работающий диктофон. Белов выключил механизм и сунул его под носопешившему Каверину.

– А если б мы с тобой в бане разговаривали? Куда б ты егоспрятал?! – брезгливо спросил он.

Каверин развел руками и осклабился.

– Ой, я тебя умоляю! – поморщился он. – Ну это ж простопривычка! Да не обращай ты внимания… Я даже жену иногда записываю, так, дляинтереса. А что? Пусть будет…

– Штирлиц хренов! – Белов развернулся и стремительно зашагалк машине.

– Саша! – Каверин растерянно смотрел ему вслед. – Ну,погоди, Саш!

Мрачные мысли, поселившиеся в голове Ольги в недостроеннойдаче в ночь после покушения, не исчезли и после похорон свекрови. Наоборот, еесмерть только укрепила Олю в четком понимании того, что в ее семейной жизниназрели срочные и кардинальные перемены.

Стоя у могилы Сашиной мамы, не дожившей даже до пятидесяти,Оля невольно думала – а не ожидает ли и ее такая же участь? А может, для неевсе закончится еще раньше, и не от сердечного приступа, а от пули снайпера илиот бомбы в машине? О том, что все эти ужасы вполне могли произойти не только сней, но и с Ваней, Оля старалась не думать.

Наверное, она давным-давно ушла бы от Белова, если бы неодно «но»: Оля любила своего мужа.

Именно поэтому она никак не могла решиться на самый крайнийшаг. На одной чаше весов был покой ее самой и ее сына, их безопасность и, побольшому счету, все их будущее, а на другой – одна только любовь, загадочная инепостижимая, как сама жизнь.

Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственнаянерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Оле совершенно не скем было посоветоваться. Ну не с бабушкой же, в самом деле, – уж та бы, безвсяких сомнений, была бы двумя руками за развод. Ее раздражение росло и искаловыхода, а тут еще сразу после похорон матери Саша опять уехал куда-то – один,без охраны…

Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъездапоминок, Оля уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылисьна кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя – отнавязчивых мрачных мыслей у Ольги все валилось из рук. У миксера заело крышку,и это оказалось последней каплей – Оля отшвырнула его и, грохнув по столешницекулаком, воскликнула в сердцах:

– Все, Кать, никаких моих сил больше нет – ни женских, ни,блин, общечеловеческих!

Катя, конечно, заметила, что с Ольгой творится что-тонеладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:

– Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообщепроисходит?!

Оля отошла к темному окну и, сдерживая из последних силзакипающее раздражение, вполголоса сообщила:

– Короче, я написала заявление на развод.

– Глупость какая! – фыркнула Катя, закуривая. – Ты что?!

– Глупость?! – мгновенно взвилась Ольга. – А ты послушай. Яживу с ним четыре года, так?! Мы познакомились, когда его ловила милиция, вдень свадьбы я чуть не наступила на гранату… Ты не смейся, ничего смешного нет!Когда я рожала, он сидел в тюрьме – мне потом Томка Филатова все рассказала. Онпотом клялся: все, любимая, соскакиваю, все для сына сделаю. И что, Кать?! –она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. – Неделю назад егочуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!!

– Оль, успокойся, ты Ваньку разбудишь, – постараласьурезонить ее Катя.

Оля плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылкеирландского ликера. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, онапролила несколько капель на скатерть.