– А как мне прикажешь реагировать? Я что, Джейн Эйр?! –продолжала возмущаться она. – У нас полон дом холодного оружия, сабли какие-то,томагавки… Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицеломиграет! Но я – баба, а не боевой конь! Я закончила консерваторию, у менябогатая внутренняя жизнь! И вообще, не трогай меня, я истеричка! – голос Ольгисорвался на крик.

Шмыгнув носом, она залпом выпила рюмку и подняла на Катюглаза.

– Я подозреваю, что он убивал людей, – вдруг мрачнопризналась Ольга.

Затушив сигарету, Катя растерянно опустилась на стулнапротив нее.

– Я не знаю, Оль, что тебе сказать. Все это так, да… –задумчиво произнесла она после паузы. – Но с другой стороны… Он твой муж, онотец твоего ребенка, с ним ты как за каменной стеной была, забот не знала…

– Кать…

– Что «Кать»?! Ты послушай меня и не перебивай! –прикрикнула она. – Он тебя любит, а это не последнее дело, ты уж поверь старойперечнице…

Ольга подавленно молчала. Катя взяла пузатую бутылку иналила еще – ей и себе.

– Развод, не развод – это тебе решать, конечно. Но только несейчас, – вдруг взмолилась она. – Ну дай ты ему из ямы выбраться, худо емусейчас – покушение это, Таню мы похоронили…

Оля вдруг громко всхлипнула.

– Жалко дурака…

– И мне жалко, – согласилась Катя.

– Все равно люблю ведь… – по щекам Оли покатились крупныеслезы.

– Вот видишь, Оленька, любовь-то она как… Катя тожевсхлипнула и, безнадежно махнув рукой, прикрыла ей глаза.

– Катя… – Оля неуверенно улыбнулась сквозь слезы. – Что жделать-то?

– Давай свое заявление, – решительно кивнула Катя, – япорву…

Старый дверной замок открылся с резким щелчком, прозвучавшимв полной тишине неожиданно громко. Саша перешагнул порог родительского дома изамер. Зеркало в прихожей было занавешено черным тюлем, Белов повернулся к немуи осторожно провел рукою по ткани.

– Ну вот и все… Все кончилось, мамочка… – потеряннопробормотал он. – Ни черта хорошего ты от меня так и не дождалась…

Вряд ли он смог бы объяснить даже самому себе, что заставилоего приехать сюда, в опустевшую квартиру матери. Тут была и острая боль потери,и гложущее чувство своей неизгладимой вины в ее смерти, и беспомощностьребенка, в сложной ситуации ищущего помощи и поддержки у самого близкогочеловека – у мамы. Он прошелся по коридору, заглянул зачем-то на кухню, потом –в свою комнату. В подсвеченном аквариуме плавали равнодушные ко всему на светерыбки. Саша открыл коробочку с кормом и бросил им пару щепоток.

– И стрельба эта… никто же не мог предположить, что такслучится… – задумчиво и виновато продолжал он. – Ты только не переживай заменя. Представь, что я военный, – там ведь тоже стреляют…

Он тяжело вздохнул и направился в комнату матери. На спинкестула лежало платье Татьяны Николаевны. Не зажигая света, Саша взял плечики,аккуратно повесил на них мамино платье и убрал его в шкаф. При этом он непрекращал свой покаянный монолог.

– Если я буду знать, что ты меня простила, клянусь, явыживу. И из-под этого пресса выберусь. Выживу… Ты ж меня знаешь, мам, я пацанупертый.

Закрыв дверцы шкафа, Саша устало опустился на диван.Напротив, на столе, стояли фотографии его родителей. Он взял в руки снимок мамы– раньше он висел на стене, теперь они с отцом были рядышком. На его глазанавернулись слезы.

– Я у тебя переночую сегодня, – обратился Саша к улыбающейсяс фотографии матери.

Он поставил фото на стол и, как был, прямо в пальто, прилегна диван. Несколько секунд он смотрел невидящим взглядом в потолок, а потомповернулся на бок, уткнувшись лицом в диванную спинку, и натянул на голову полупальто.

– Спокойной ночи, мамочка… – одними губами прошептал он втемноту.

Утро выдалось хмурым, как, впрочем, и многие другие впоследнее время. После покушения и смерти матери жизнь Белова пошланаперекосяк. То есть формально все было в полном порядке – дела шли успешно,никаких наездов больше не было и в помине. Наоборот – после гибели Лукиавторитет Белого стал еще крепче, еще нерушимей. И хотя за его спинойпоговаривали разное, конфликтов с ним старались избегать все – от воров взаконе до респектабельных легальных бизнесменов.

Все последние месяцы были посвящены работе над проектом«Привет, оружие!» – так называл эту операцию Каверин. Для начала транзитныеканалы Белова были опробованы на небольшой партии стрелкового вооружения. Товардошел до адресата в срок и в полной сохранности. И Володя, и его клиенты вЧечне остались довольны. После этого стали готовить к отправке по-настоящемусерьезную партию.

Этим делом, как и любым другим, за которое ему доводилосьбраться, Белов занимался со всей ответственностью. Денег в закупку оружия быловложено немеряно. По сути, это был крупнейший коммерческий проект Бригады, иБелый трудился над ним, не жалея ни времени, ни сил. А то, что творилось приэтом в его душе, никого, по большому счету, не касалось. Пожалуй, только Ольгаи Фил замечали, что с Сашей творится что-то неладное.

Неладно стало и внутри самой Бригады. Космос, окончательноотстраненный от всех дел, пошел в разнос. Теперь он был под кайфом почтипостоянно, и не проходило дня, чтобы он не поцапался с кем-нибудь из своих. НаПчеле были основные контакты с заказчиками, с ними теперь он проводил кудабольше времени, чем со старыми друзьями. Похоже, он вовсю крутил с «князьямигор» какие-то свои делишки, во всяком случае, держаться он стал несколькообособленно. Белый вел себя так, будто все это его не касается, и только Фил ещепытался наладить прежние отношения.

От безысходности и тоски Белов стал частенько прикладыватьсяк бутылке: Почти каждый вечер он проводил в казино, клубах или ресторанах, ивсе эти «культпоходы» неизменно заканчивались попойкой. Это стало настолько привычным,что Ольга стала постоянно держать дома средства для опохмелки – огуречный иликапустный рассол.

Вот и сегодня небритый, всклокоченный Саша прошлепал босикомна кухню и, вытащив из холодильника дежурную банку рассола, жадно припал к еепрохладному краю. На стенке негромко бормотал репродуктор. Не отрываясь отбанки, Саша протянул руку и добавил громкости.