– Хм… Пришел, – сказал один.

– Ходячий мертвец! – добавил другой и поднялся, разминая кулаки.

– Оставь, – откуда-то со стороны вышел Пит. – Ну что, – процедил он, сжимая зубами спичку. Руки свободно опущены в карманы джинсов, глаза прищурены. – Крутой, говоришь. – Он обошел меня, толкнув плечом со спины.

– Говори, что надо, – огрызнулась я, пошатнувшись.

– Хотел проучить, да боюсь, не выдержишь, подохнешь. – Встав напротив, он опять выплюнул спичку мне в лицо. Похоже, это была его фишка.

Его друзья громко засмеялась.

– А ты попробуй, – с полным безразличием я вытерла слюну, попавшую в глаз, и ударила его кулаками в грудь. Он слегка отпрянул и ухмыльнулся. Больше всего хотелось заехать по его наглой роже, но для этого следовало сильно постараться.

«Как там говорил Дэн, хорошо боксирует и играет левой? Значит, задействуем ноги», – и я слегка подпрыгнула на месте для разминки.

Он ударил внезапно, кинулся, как разъяренный хищник, но я успела увернуться и отскочить в сторону. Неплохо. Что ж, моя очередь. Боковой удар ногой, разворот, удар сзади, подсечка – и с прыжка в челюсть. Он вовремя реагировал, но все же я задела его по щеке.

Назад в стойку.

Пит вытер рукой рот и окинул меня насмешливым взглядом. Слегка пружиня, переступил с ноги на ногу и атаковал серией профессиональных ударов.

Я замешкалась и пропустила один в живот. Охнула, согнулась пополам, но мне не дали времени отдышаться. Следующий бросок – парень был очень быстрый. Я не успела увернуться, как оказалась на песке. Поперхнувшись кровью, тут же сплюнула и поднялась. Удар, второй – и он крепкой хваткой прижал меня за шею к пляжному домику. Огромный кулак занесся над лицом.

Ну все. Сейчас он размажет меня по стенке.

Принимать поражение больно, но еще хуже – показать свой страх. И я сжала зубы, подняв на него налитые злобой глаза.

В висках стучало. Раз, два, три…

Чего он ждет?

Его лицо было так близко. Он тяжело дышал. Прямо в мой нос. Мне же трудно было сделать даже маленький вдох. Очертания Пита поплыли, сливаясь в один черный круг, а по телу, начиная с головы, прокатилась дикая слабость. Еще секунда – и будет все равно. Но его хватка ослабла. В легкие ворвался воздух, я сделала вдох и закашлялась. Его ладонь резко соскользнула с моей шеи вниз, прямо на грудь.

Это произошло настолько внезапно, что я опешила, но быстро пришла в себя и, сделав рывок, высвободилась из захвата, ударив между ног. Запретный прием? Но у нас бои без правил!

– Ох… – Пит ухватился за пах. Я же с прыжка заехала ему локтем в спину, потом за шкирку – и об колено. И вот он лежит, поверженный, и обтирает с лица песок.

Я встряхнула кистями и приняла стойку.

Он медленно поднялся, глаза полуприкрыты. Я вновь подпрыгнула. Нога нацелилась в челюсть, но он уклонился и пнул меня, как щенка:

– Все. С тебя достаточно. – Отряхнув рубашку, он поправил воротник. Следом выпрямился и, прихрамывая, направился в сторону лестницы.

Трое громил, недоуменно переглянувшись, последовали за ним.

Я осталась одна, повалилась на спину и раскинула ноги и руки в стороны, так и не решив, радоваться или переживать.

Звездное небо выглядело точь-в-точь как в планетарии, куда мы ходили со школьной группой: темное, усыпанное множеством серебристых точек. Тогда я подумала, что это фотомонтаж. Но сейчас оно зависло надо мной, такое же ненастоящее, зазывающее в космос. Один лишь вопрос не давал покоя: «Почему Пит остановился?»

Облизнув разбитую губу, я перевернулась на бок и потерла рукой шею. Хорошо, что лицо не испортил. А потом медленно поднялась и поплелась домой.

Подумаю об этом завтра.

С утра позвонил Фрэнк и ненавязчиво напомнил о предстоящем визите па. Раза так три, чтобы не забыла. И не исчезла.

Забудешь тут! Я каждый день с ужасом ждала звонка и надеялась, что у отца появятся срочные дела. Исчезать мне было некуда, да и без толку: отец подобных шуток не понимал и при необходимости мог меня из-под земли достать. Хотя такое случалось редко. Он избегал лишних встреч, и основные инструкции, а их было немного, передавал через Фрэнка.

Однажды отец все-таки принял участие в моей жизни, когда отвел к своему другу, доктору Рэю: Фрэнк наябедничал, будто у меня маниакально-депрессивный синдром. Это мудреное название он вычитал в «Гугле», которым научила его пользоваться я. Предатель. С тех пор я два раза в месяц посещала клинику, чтобы доктор наблюдал за динамикой моего лечения. Хотя применяемый ко мне метод и лечением назвать было трудно, но, как ни странно, он действовал.

В присутствии отца я не чувствовала ничего, кроме пустоты. Судя по реакции на вопросы о матери, именно она была причиной его безразличия ко мне. Что конкретно у них произошло, оставалось загадкой. Фрэнк знал все, но молчал как рыба.

«Когда-нибудь он сам все расскажет», – был его постоянный ответ. Так мы и жили: холодный и сдержанный па и я, отчаянно ненавидящая его.

Как-то он снова уехал, и мне захотелось посмотреть старые фото. Они хранились в его рабочем кабинете. Пока Фрэнк возился на кухне, я вскрыла стол и с большим удовольствием принялась рыться в вещах отца. Мое внимание привлекла пыльная деревянная коробка, в которой лежали золотое кольцо и сложенная вчетверо потертая фотография молодой женщины. Длинные золотистые волосы блестели под лучами летнего солнца, морские волны разбивались о стройные загорелые ноги. Она стояла полубоком, но я сразу поняла, кто это. Совсем недавно я видела ее на обложке журнала. Найдя тот среди мусора, я сравнила оба фото и окончательно убедилась в своей правоте, только на обложке женщина выглядела значительно старше. Я вырезала статью, в которой рассказывалось, что она – менеджер элитного лагеря в Монако. Далее в качестве рекламы перечислялись ненужные подробности о его достоинствах и следовал адрес.

Недолго думая, я вбила в поисковик название и, воспользовавшись платиновой кредиткой отца, без труда зарегистрировалась там. Видимо, именно по ней он и вычислил меня, так как Фрэнку я строго-настрого запретила говорить о моей поездке – только если отец не припрет его к стенке.

Этой женщиной была Мадлен, и теперь мне предстояло выяснить, какое место она занимала в моем прошлом. Но повод поговорить с ней не находился, одна проблема сменялась другой, что невероятно злило. Кольцо я прихватила с собой, решив, что оно принадлежит моей матери. Хоть одна зацепка, пусть и маленькая, но она должна была пролить свет на семейную тайну.

И сейчас я опять держала его в руках. Оно переливалось и блестело и выглядело новым. На внутренней поверхности были выгравированы две буквы – J&L.